Читаем Чудесное мгновение полностью

— Солдаты Кабардинского полка! — воззвал в заключение Гумар. — Выступайте вперед! А ты, смутьян и зазнайка, — обратился он к Астемиру, который как раз выходил из помещения вместе с Эльдаром, — лучше бы ты ушел подальше и не показывался на глаза. Благодари аллаха, что я сегодня в хорошем настроении и не хочу портить праздник, вызванный приездом столь высокого гостя… Господин Клишбиев сам вспомнит тебя, и тогда ты повторишь перед ним все то, чем морочишь головы своим соседям… Проваливай подобру-поздорову, да кстати прихвати с собой своего дурака Эльдара, который и тут показывает правоверным буквы на своей рубашке. Видано ли что-нибудь подобное среди правоверных!..

В это время на крыльцо вышел Степан Ильич. Он закончил установку необыкновенного ящика и проверил исправность замков. Кабардинцы глазели на русского мастера, будто этот человек совершил какое-то чудо и сейчас последует приглашение всем приобщиться к этому чуду. Уже тогда, когда везли диковинный ящик через аул, вид его и назначение вызвали, пожалуй, еще большее любопытство, чем ожидавшийся приезд Клишбиева и князя Берда Шарданова. А теперь каждому хотелось войти в помещение, где установили ящик, но право на это имели только избранные.

От этих избранников шли необыкновенные сведения: ящик так тяжел, что его не сдвинул бы с места даже Бадыноко, а что еще интереснее — его замки играют музыку… «Вот бы Мусе такой замок!» — восхищался Нургали.

— Ай да Гумар! Какой ящик привез! — одобрили собравшиеся своего старшину, приписывая ему по простоте душевной главную роль в приобретении ящика.

Но когда Гумар стал ругать Астемира, это не всем понравилось. Раздались голоса:

— Зачем так говоришь, Гумар? Астемир — кунак русского мастера, кунак и кан. Он помогает ему справиться с ящиком…

Готов был опять разгореться спор, но послышались крики мальчишек: «Едут, едут!» — и в самом деле на дороге в облаке пыли показались всадники. Внимание всех обратилось туда. Степан Ильич сошел со ступенек и, подойдя к Астемиру, тихо сказал ему:

— Ты, Астемир, все-таки уйди. Я думаю, что так будет лучше. Иди, иди пока! Есть русская поговорка: береженого бог бережет. Не к чему лезть на рожон. У нас будет с тобой большой разговор.

И СНОВА НУРГАЛИ

Но тревога оказалась напрасной. Это прискакал не полковник, а только вестовой Клишбиева с сообщением, что полковник прибыть не может. Гумар вскоре получит все распоряжения от подполковника князя Шарданова. От него же он получит первые суммы для покупки лошадей, а пока пусть собирает взносы с аула, а солдат направляет к Берду Шарданову, как только князь прибудет на свою усадьбу.

Как бы для того, чтобы унять ропот разочарования, Саид поспешил добавить:

— Велик аллах, и велики его предначертания. Большое дело предстоит нам. Так же, как упования начальников на нашу щедрость не могут остаться тщетными, так не могут и наши щедроты подвергнуться какому бы то ни было риску недобросовестного с ними обращений. Вам надлежит, правоверные, избрать доверенное лицо — кассира — для управления железным ящиком… Многие уважаемые люди аула предлагают на эту должность Батоко…

Люди не сразу поняли, о чем говорит мулла, а разобравшись, оживились, зашумели.

— Это верно, при ящике должен быть хороший человек, но только не Батоко.

— Почему не Батоко? Батоко грамотный, — нашлись защитники.

— Лучше мельника Адама! — кричали другие.

— Нет, нельзя мельника: у него бельмо на глазу.

— А почему Батоко не хотите? Он счет знает.

— Вот потому и не хотим: он и счет знает, и чью руку держать. Это Муса его протащить хочет… для себя.

— А зачем ему это?

— Музыку слушать.

— Ну и пусть слушает. А за Адама кто? Сам старшина, потому что вместо букв на бумаге свой палец ставит, а мельник, хоть и подслеповатый, будет ему и писать и считать так, как Гумар подскажет. Тут должен быть средний человек — ни тем, ни этим.

— Давайте Давлета!

— Вот сказал — Давлета! Давлет обсчитает и тебя, и Гумара, и Мусу.

— Давайте Нургали!

Вот так и выкрикнул кто-то в недобрый час: «Давайте Нургали!» — видно, шайтан только и ждал этого, подхватил, понес.

Кто сам не был на сходе, не поверил бы, что избрали именно Нургали. В конце концов прокричал за него весь аул, и Нургали выбрали. Случилось это только потому, что ни одна из борющихся партий не хотела уступить в пользу противной, и они предпочли такое решение: хоть и Нургали, а все-таки не какой-нибудь подслеповатый мельник Адам или Батоко, которые заодно с Гумаром весь твой род продадут, и ты последний узнаешь об этом… А к такому человеку, как Давлет, и на похороны жалко послать кого-нибудь, не то чтобы самому пойти… А Нургали — ну что ж, и Нургали не носом воду пьет! Пусть будет не по-нашему, но зато и не по-вашему…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза / Советская классическая проза
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза