Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями

Сами вóроны находили, что не может быть ничего красивее этого танца. Но всем остальным он казался довольно-таки бестолковым и утомительным, как пляска снежинок во время метели. Верно, потому вóронов и выпускали первыми, чтобы потом они уже не портили праздника.

Наконец вóроны угомонились.

На площадку выбежали зайцы.

Вот теперь-то началось настоящее веселье!

Зайцы прыгали, кувыркались через голову, кто катался по земле колесом, кто вертелся волчком, стоя на одной лапе, кто ходил вниз головой. Зайцам и самим было весело, и смотреть на них было весело!

Да и как же им было не прыгать и не кувыркаться! Весна идёт! Кончилась холодная зима! Кончилось голодное время!

После зайцев настала очередь глухарей.

Глухари расселись на дереве — в блестящем чёрном оперении, с ярко-красными бровями, важные, надутые. Первым начал свою песню глухарь, который сидел на самой верхней ветке. Он поднял хвост, открывая под чёрными перьями белую подкладку, вытянул шею, закатил глаза и заговорил, засвистел, затакал:

— Зпс! Зис! Так! Так! Так!

Три глухаря, сидевшие пониже, подхватили его песню, и с ветки на ветку эта песня спускалась ниже и ниже, пока не затоковали все глухари. Теперь всё дерево пело и свистело, приветствуя долгожданную весну.

Глухариная песня всех взяла за живое, все звери готовы были вторить ей. А тетерева, не дождавшись своей очереди, от избытка радости принялись во весь голос подтягивать:

— О-р-р! О-р-р! О-р-р!

Все были так поглощены пением, что никто не заметил, как одна из лисиц тихонько стала подкрадываться к стае Акки Кнебекайзе. Это был лис Смирре.

— Дикие гуси! Берегитесь! Берегитесь! — закричал маленький воробушек.

Смирре бросился на воробья и одним ударом лапы расправился с ним. Но гуси уже успели подняться высоко в воздух.

Смирре так и завыл от ярости, — ведь вся его надежда была на то, что здесь, на Кулаберге, он отомстит старой Акке и её стае. Ради этого он готов был на всё.

Но нарушить мир на Кулаберге — это было уж слишком!

Когда звери увидели, что Смирре хотел напасть на диких гусей, что он убил воробья, — гневу их не было предела. Даже лисицы восстали против своего сородича.

Тут же на месте был устроен суд.

Приговор гласил:

«Тот, кто нарушил мир в день великого сборища зверей и птиц, навсегда изгоняется из своей стаи, навсегда изгоняется из своей страны. Лис Смирре нарушил закон всех зверей — и лапа его не должна больше ступать по нашей земле».

А для того, чтобы все знали, какое преступление совершил Смирре, самая старая из лисиц откусила ему кончик уха.

Униженный, посрамлённый, с откушенным ухом лис Смирре бросился бежать, а вслед ему нёсся яростный лай всей лисьей стаи…

Пока звери чинили расправу над лисом Смирре, глухари и тетерева продолжали свою песню. Такой уж характер у этих лесных птиц, — когда они заводят песню, они ничего не видят, не слышат, не понимают.

Наконец и сами певцы устали и замолкли.

Теперь на площадку вышли олени. Это были прославленные борцы.

Боролись сразу несколько пар. Олени сталкивались лбами, рога их переплетались, из-под копыт взлетали камни. Олени бросались друг на друга с таким боевым грозным рёвом, что всех зверей и птиц охватывал воинственный дух. Птицы расправляли крылья, звери точили когти. Весна пробуждала во всех новые силы, силы к борьбе и к жизни.

Олени кончили борьбу как раз вовремя, — потому что, глядя на них, всем другим тоже хотелось показать свою силу, и, того гляди, праздник кончился бы всеобщей дракой.

— Теперь очередь журавлей! Теперь очередь журавлей! — пронеслось над Кулабергом.

И вот на площадке появились журавли — большие серые птицы на длинных стройных ногах, с гибкой шеей, с красным хохолком на маленькой точёной головке. Широко раскрыв крылья, журавли то взлетали, то, едва коснувшись земли, быстро кружились на одной ноге. Казалось, на площадке мелькают не птицы, а серые тени. Кто научил журавлей скользить так легко и бесшумно? Может быть, туман, стелющийся над болотами? Может быть, вольный ветер, проносящийся над землёй? Или облака, проплывающие в небе?

Все на Кулаберге, словно заворожённые, следили за журавлями. Птицы тихонько поднимали и опускали крылья, звери покачивались из стороны в сторону: одни похлопывали хвостами в лад журавлиному танцу, другие склоняли рога.

Журавли кружились до тех пор, пока солнце не скрылось за горными уступами. И когда их серые крылья слились с серыми сумерками, они взмыли в небо и пропали вдали.

Праздник кончился.

Держась поближе к своим стадам и стаям, птицы и звери спешили покинуть Кулаберг.

3

Было уже совсем темно, когда гуси снова вернулись к стенам Глиммингенского замка.

— Сегодня все могут спокойно выспаться, — сказала Акка. — Лиса Смирре можно не бояться. А завтра на рассвете — в путь!

Гуси рады были отдыху. Подвернув головы под крылья, они сразу заснули. Не спал только Нильс.

Глубокой ночью Нильс тихонько выполз из-под крыла Мартина. Он огляделся по сторонам и, когда убедился в том, что никто его не видит, быстро зашагал к замку.