Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями

— Да ты же первый об этом пожалеешь! — трещала сорока, извиваясь в лапах Смирре. — Ведь если ты отгрызёшь мне голову, ты не узнаешь про новости, которые тебе очень бы понравились.

— Ну, какие ещё там новости? Выкладывай скорее. А то я тебя вместе со всеми новостями проглочу.

— Дело в том, — начала сорока, — что здесь недавно была стая Акки Кнебекайзе…

— Что же ты, пустомеля, до сих пор молчала! — залаял Смирре. — Где стая? Говори!

— Я с величайшей радостью сообщу об этом, если ты отпустишь мой хвост, — вкрадчиво сказала сорока.

— И так скажешь! — буркнул Смирре и, в подтверждение своих слов, хорошенько тряхнул сороку. — Ну, отвечай! Где стая? В какую сторону полетела?

Сорока увидела, что деваться некуда.

— Они полетели к реке Роннебю, — сказала она. — Я нарочно подслушала их разговор и поспешила к тебе навстречу, чтобы успеть тебя предупредить. Неужели в благодарность за мою дружбу ты съешь меня?

— Была бы ты жирнее, так я бы не посмотрел на дружбу, — сказал Смирре. — Уж очень ты тоща — один хвост да язык болтливый. Ну, ладно, проваливай! Только если ты наврала, — берегись! С неба достану. Вот тебе моё лисье слово.

И, тряхнув сороку ещё разок на прощанье, лис пустился в путь.

3

К вечеру Смирре догнал диких гусей. С высокого, обрывистого берега он увидел далеко внизу узенькую песчаную отмель и на ней стаю Акки Кнебекайзе. Эту стаю нетрудно было узнать, — ярко-белые крылья Мартина выдавали ее даже издалека, даже в темноте.

Нельзя было выбрать для ночёвки место лучше этого. С одной стороны оно было защищено отвесной скалой. С другой стороны — бурным потоком, по которому стремительно проносились обломки льдин.

«Нет, тебе по этой скале не спуститься, — говорил сам себе лис Смирре, глядя вниз. — Тут и лапу поставить некуда».

И вдруг Смирре навострил уши. В двух шагах от него кто-то осторожно крался по дереву. Не поворачивая головы, Смирре скосил глаза.

Маленькая юркая куница, извиваясь всем телом, скользила по гладкому стволу вниз головой. В зубах она держала задушенного птенца.

Хоть Смирре и был голоден, по добыча в зубах у куницы не вызвала у него зависти. Позавидовал он другому.

«Вот бы мне так лазить, как эта куница! — подумал Смирре. — Тогда старая Акка со своей стаей не спала бы сейчас на песочке… Но всё равно эти гуси от меня не уйдут!»

Смирре отошёл немного от дерева, чтобы куница не подумала, будто он собирается отнять у неё добычу, и самым приветливым голосом сказал:

— Вот приятная встреча!

Но куница решила, что будет гораздо благоразумнее, если она поднимется повыше. И она в один миг взбежала чуть ли не на самую вершину дерева.

— Куда ты? Постой! Я только хотел пожелать тебе приятного аппетита, — сказал Смирре. — Правда, меня немного удивляет, что ты при твоей ловкости довольствуешься такой мелочью… По, впрочем, у каждого свои вкус.

Куница ничего не ответила.

— Все-таки не могу тебя понять, — не унимался Смирре. — Рядом целая стая диких гусей — хватай любого на выбор! — а она с какой-то несчастной пичугой возится.

Куница уже успела расправиться со своей добычей и спустилась пониже.

— Чего же ты сам время теряешь? Врёшь, наверное, рыжий мошенник!

— Если не веришь, посмотри. А я и так сыт, — сказал Смирре.

Куница соскользнула с дерева и, подбежав к обрыву, заглянула вниз.

— А ведь и верно, гуси! — сказала она и проворно стала спускаться по обрыву.

Смирре следил за каждым её движением.

«Хоть мне и не достанется ничего, — злорадно думал он, — зато я отомщу этим бродягам за все свои обиды».

А куница спускалась всё ниже и ниже. Она повисала то на одной лапе, то на другой, а если уж совсем не за что было уцепиться, змеёй скользила по расщелинам.

Смирре не сводил с неё глаз.

Вот куница уже внизу.

Сейчас она доберётся до отмели.

Затаив дыхание, Смирре ждал предсмертного гусиного крика.

Но вдруг он увидел, что куница плюхнулась в воду. Потом шумно захлопали крылья, и вся стая стремительно поднялась в воздух.

Смирре успел пересчитать гусей. Их было по-прежнему четырнадцать.

— Ушли! Опять ушли! — прохрипел Смирре. — Эта дура куница только спугнула их… Ну, уж с ней-то я рассчитаюсь, — и он защёлкал зубами. — Пусть только покажется!

Но, когда куница показалась, Смирре и смотреть на нее не захотел — такой у неё был жалкий вид.

Вода потоками стекала с её длинной шерсти. Отяжелевший, намокший хвост волочился по земле. Она часто дышала, то и дело потирая голову передними лапами.

— Медведь ты косолапый, а не куница! — презрительно сказал Смирре. — Всё дело испортила.

— Да разве я виновата? — жалобно заговорила куница. — Я уже совсем рядом была, я уж и гуся себе присмотрела — самого большого, жирного, белого… А он как стукнет меня камнем по голове! Я так в воду и бултыхнулась… Подумать только — гусь, а камнями дерётся! Вот бы ни за что не поверила, если бы кто другой сказал.

— Да ты и себе не верь, — сказал Смирре. — Не гусь это. Это всё он, мальчишка проклятый!

— Какой-такой мальчишка? Не выдумывай! Там одни только гуси…

Но Смирре уже не слушал её.

Он мчался вдогонку за стаей.

4