Чудесный мир

Случалось ли вам, бродя по лесу или в парке, вспугнуть птичку, которая почему-то не улетает, а, волоча крылья, точно с трудом, перескакивает с ветки на ветку? Увлечённые погоней, вы не замечаете, как далеко отошли от того места, где встретили не то больную, не то раненую птичку. И вот она неожиданно вспархивает и улетает! Не удивляйтесь. Вы подошли близко к гнезду, и обеспокоенная мать, притворившись раненой, отвлекала на себя ваше внимание и увела вас подальше от своих птенчиков. С человеком это притворство — пустячная забава, а вот с кошкой или змеей — дело посложнее. Тут многие птицы гибнут. Инстинкт защиты птенцов заставляет родителей совершать поистине героические поступки. Я видел однажды, как охотничий щенок схватил слетка-воробья. В ту же секунду воробей-отец камнем упал с дерева на морду собаки и стал ее отчаянно клевать. Разумеется, и он погиб.

Но проходит гнездовой период, вырастают птенцы, улетают из гнезда, и родители о них даже никогда и не вспоминают. Вот какая хитрая штука — инстинкт!

«Да, кстати, — сказал я Наташе. — Пора готовить для Хвостика и горихвоста-отца отдельные садки. Сейчас они живут мирно, но скоро настанет время линьки, гнездовой инстинкт затухнет — и тогда драчливые горихвостки не только друг друга покалечат, но и остальным выкормышам несдобровать!»

Жора

Жора может съесть столько муравьиных куколок, рубленого яйца, резаной зелени, мотыля и бузины, что даже непонятно, как он не лопнет. Словом, он ужасный обжора, но такая кличка для маленькой мухоловки как-то не подходит, и я решил звать его сокращенно. Он не клюет, как, например, воробьи или голуби, а хватает из кормушки, словно ворует. Схватит, отскочит и только тогда проглотит. Мух, бабочек, кузнечиков, прежде чем съесть, Жора обязательно несколько раз стукнет обо что-нибудь твердое. Он и докторскую колбасу «убивает», да так здорово, что всю сперва размочалит, а потом глотнет да еще клювом от удовольствия прищелкнет. То же самое проделывается и с лоскутком бумаги, но это уже игра. Сперва мухолов крутит головой, напряженно следя за бумажкой в моей руке, потом как кинется. Хвать ее на лету — и ну гонять по столу. Бьет ее, валяет и, в спортивном азарте взмахивая крыльями, гонит к краю стола. Только бумажка упадет, он стремительно пикирует и успевает схватить ее, прежде чем она долетит до пола. И так — пока не надоест.

У Жоры много черт, напоминающих сову: он превосходный охотник, около клюва у него пучки волосовидных осязательных перьев, он так же, как и сова, в виде погадки отрыгивает непереваренные части съеденных насекомых. Так же в момент возбуждения щелкает клювом и, наконец, перелеты совершает ночью, хотя и дневная птица. Если вылетит из клетки зерноядная птичка, достаточно погасить свет — и ее можно взять свободно рукой, а мухоловка и в темноте видит руку и улетит. Недаром у нее такие большие глаза.

Серых мухоловок не держат в клетках. Песни настоящей у них нет, да и не живут они в неволе. Во всяком случае почти в любой книжке о певчих птицах так сказано, и обычно практика подтверждает это. И я не собирался заводить серую мухоловку, но вот принесли мне ребята в пионерлагере маленького птенца. Из головы пух торчит, совсем еще беспомощный и такой доверчивый — все время разевает клюв — есть просит. Ну что тут делать? И хлопотно, и муторно с маленьким возиться, да ведь жаль — погибнет. «Ладно, — думаю, — помучаюсь недельку, а там пусть летит сам мух ловить». Целый день, как в прорву какую, сую в раскрытый рот мух, кузнечиков, муравьиное яйцо. Только утихомирится, не пройдет и полчаса — опять пищит, даже перед соседями стыдно — небось подумают, что я ленюсь и голодом птицу морю.

В одиннадцать вечера наступала передышка, но в четыре утра я опять уже макал в воду кузнечиков, перед тем как отправить в ненасытный разинутый клюв Жоры. Накормлю и только усну — опять орет. Приходится вставать — и так до шести утра, а там уж и сон пропал. Днем, когда у ребят был мертвый час, я досыпал «столбиком» на футбольном поле, благо там стояли сбитые ряды откидных кресел. Это были блаженные минуты!

Когда я, возвращаясь домой, вставлял ключ в замочную скважину, занавеска на двери начинала колыхаться. Это Жора «повисал» в воздухе в ожидании, когда откроется дверь. Домик был летний, никаких сеней не было, и мухолов вылетал прямо в лес, но его посадочной площадкой неизменно оставалась моя персона. На деревья он вообще не обращал никакого внимания.