– Нет, вы оба ошибаетесь, – возразил бармен, – а вот я знаю точно, потому что говорил с одним эскимосом, который его сопровождал. По-моему, они разбили лагерь где-то на Сахалине, и на них сошла лавина. Грумман погребен под сотнями тонн камней. Этот эскимос видел, как он погиб.
– Чего я не могу понять, – сказал Ли, пуская бутыль по кругу, – так это чем он занимался. Может, искал нефтяные месторождения? Был военным? Или двигал науку? Ты упомянул о каких-то измерениях, Сэм. Что ты имел в виду?
– Они измеряли свет звезд. И северного сияния. Северное сияние – это был его пунктик. Хотя в первую очередь он, по-моему, занимался раскопками. Искал всякие древние вещицы.
– Я знаю, кто мог бы рассказать вам больше, – произнес охотник на тюленей. – В горах есть обсерватория Императорской академии Московии. Они вам расскажут. Он поднимался туда не раз.
– Да зачем тебе все это, Ли? – спросил Сэм Канзино.
– Он мне малость задолжал, – ответил аэронавт.
Это объяснение было настолько удовлетворительным, что все их любопытство мигом улетучилось. Разговор переключился на тему, которая теперь волновала всех и каждого: собеседники стали обсуждать бросающиеся в глаза катастрофические изменения в природе.
– Рыбаки говорят, что могут проплыть на своих судах прямо в новый мир, – сообщил охотник на тюленей.
– А что, разве есть новый мир? – поинтересовался Ли Скорсби.
– Пусть только разойдется этот чертов туман, и мы его сразу увидим, – уверенно заявил охотник. – Когда это случилось, я был на каяке в открытом море и как раз повернул к северу. Ну и зрелище, скажу я вам, – никогда его не забуду! Вместо того чтобы опускаться за горизонт, земля шла и шла прямо вперед. Я смотрел в даль, и на сколько хватал глаз там были земля и берега, горы, бухты, зеленые деревья и кукурузные поля – они заполнили все небо. Ей-богу, друзья, чтобы такое увидеть, стоило горбатиться пятьдесят лет. Там, в небе, было так красиво, что я пошел бы туда на веслах и даже не оглянулся, но тут накатил туман…
– В жизни не видал такого тумана, – буркнул Сэм Канзино. – Бьюсь об заклад, он будет стоять месяц, а то и больше. Но если ты хочешь получить должок со Станислауса Груммана, тебе не повезло, Ли: парень уже на том свете.
– А! Вспомнил его тартарское имя! – воскликнул охотник на тюленей. – Я вспомнил, как они называли его, когда сверлили ему голову. Джопари – вот как.
– Джопари? Никогда не слыхал ничего похожего, – сказал Ли. – Смахивает на что-то японское. Как бы там ни было, я хочу вернуть свои деньги и попробую найти если не самого Груммана, то хотя бы его наследников. А может, со мной разочтется за него Германская академия. Попробую навести справки в обсерватории – пускай дадут мне какой-нибудь адресок.
Обсерватория была расположена севернее, на приличном удалении от поселка, и Ли Скорсби нанял нарты с собачьей упряжкой и погонщика. Найти человека, который отважился бы ехать в тумане, было непросто, но красноречие аэронавта или его деньги сделали свое дело, и после долгого торга один старый тартарин с Оби согласился доставить Ли в нужное место.
Погонщик не полагался на компас, иначе он не рискнул бы отправиться в это путешествие. Он ориентировался по приметам, и в этом ему помогал его деймон, песец, который сидел на передке нарт и внимательно принюхивался, определяя путь. Ли, по старой привычке не расстающийся с компасом, уже заметил, что магнитное поле Земли находится в таком же нестабильном состоянии, как и все прочее.
Когда они остановились, чтобы сварить кофе, старый погонщик сказал:
– Это уже бывало прежде – то, что мы видим сейчас.
– Небо раскрывалось и раньше? Неужели?
– Много тысяч поколений назад. Мой народ помнит. Очень, очень давно, много тысяч поколений.
– И что об этом рассказывают?
– Небо раскрывается, и духи начинают свободно летать между тем миром и этим. Земля ходит под ногами. Лед тает, потом намерзает снова. Через какое-то время духи закрывают дыру. Заделывают ее как могут. Но ведьмы говорят, небо в том месте, за Северным Сиянием, остается тонким.
– Что же теперь будет, Умак?
– То же, что и прежде. Все снова вернется к старому. Но только после большой беды, большой войны. Войны духов.
Погонщик замолчал, и скоро они поехали дальше, медленно пробираясь среди холмов, рытвин и обнажившихся скал, темнеющих в белесом тумане. Наконец старик сказал:
– Обсерватория наверху. Отсюда иди сам. На нартах нельзя – слишком крутой подъем. Если хочешь ехать обратно, я подожду здесь.
– Да, я хочу поехать обратно, когда сделаю свои дела, Умак. Разведи костер, друг мой, и отдохни пока. Я вернусь часа через три-четыре.