Чудесный нож

— Нет, мадам, я меня нет детей, хоть я и хотел бы стать отцом. Но я понимаю ваш вопрос, и вы правы: этой маленькой девочке не очень-то повезло с настоящими родителями, и, возможно, я смогу возместить ей это. Кто-то должен это сделать, и я хотел бы.

— Спасибо, мистер Скорсби, — сказала она.

Она сняла свою корону, выдернула из неё один из маленьких малиновых цаетов, которые не увядали, пока она их носила, и оставались свежими, как только что сорванные.

— Возьмите это с собой, — сказала она, — и когда вам понадобится моя помощь, сожмите его в ладони и позовите меня. Я услышу вас, где бы вы ни были.

— Что ж, спасибо, мадам, — сказал он удивлённо. Он взял маленький цветок и бережно спрятал его в нагрудный карман.

— И мы вызовем ветер, чтобы помочь вам добраться до Новой Земли, — сказала ему Серафина Пеккала. — Теперь, сёстры, кто хотел бы высказаться?

Так начался совет. Ведьмы признавали демократию, в некоторых пределах: каждая ведьма, даже самая молодая, имела право высказаться, но только королева имела право решать. Разговор продлился всю ночь, и многие страстные голоса предлагали начать войну немедленно, а другие настаивали на осторожности. Несколько мудрейших ведьм порекомендовали послать ведьм во все остальные кланы, с предложением объединиться вместе, впервые за всю историю.

Рута Скади согласилась с этим предложением, и Серафина немедленно выслала гонцов.

Что же до немедленных действий, Серафина подобрала двадцать лучших своих бойцов и приказала им приготовиться лететь вместе с ней на север, в новый мир, который открыл лорд Азраэль, в поисках Лиры.

— А что вы, королева Рута Скади, — наконец, сказала Серафина. — Каковы ваши планы?

— Я отправлюсь на поиски лорда Азраэля, и узнаю, что он делает, от него самого.

И похоже, что путь, по которому он ушёл, также ведёт на север. Могу ли я проделать первую часть пути вместе с тобой, сестра?

— Разумеется, сестра, — ответила Серафина, которая была рада, что та отправится с ними. На этом они и порешили.

Но вскоре после того, как совет завершился, старая ведьма подошла к Серафине Пеккале и сказала: — Королева, вам стоит выслушать то, что скажет Юта Камайнен.

Она молода и упряма, но это может оказаться важным.

Молодая ведьма Юта Камайнен — молодая по стандартам ведьм, разумеется — ей только-только исполнилось сто лет — выглядела упрямой и смущённой, а её деймон-воробей был возбуждён, и непрестанно кружил вокруг неё, перелетая с плеча на руку и обратно. Щёки ведьмы были пухлыми и красными; её характер был резким и страстным.

Серафина не очень хорошо её знала.

— Королева, — сказала молодая ведьма, неспособная и дальше хранить молчание под взглядом Серафины, — я знаю человека по имени Станислав Грамман. Когда-то я любила его. Но теперь я ненавижу его настолько сильно, что, если я увижу его, я убью его. Я бы ничего не сказала, но моя сестра убедила меня сказать вам.

Она с ненавистью взглянула на старую ведьму, которая посмотрела на неё в ответ с состраданием — она знала, что такое любовь.

— Что же, — сказала Серафина, — если он всё ещё жив, ему придётся оставаться в живых до тех пор, пока мистер Скорсби не найдёт его. Тебе же лучше присоединиться к нам и отправиться в новый мир, и тогда не будет опасности, что ты убъёшь его слишком рано. Забудь его, Юта Камайнен. Любовь заставляет нас страдать. Но задача, стоящая сейчас перед нами, важнее, чем месть. Запомни это.

— Да, королева, — скромно сказала молодая ведьма.

И Серафина Пеккала, двадцать одна её спутница, и королева Рута Скади Латвийская приготовились улететь в новый мир, в котором ещё не летала ни одна ведьма.

Глава три. Мир Детей

Лира проснулась рано.

Ей приснился страшный сон: ей дали вакуумную колбу, которую её отец, Лорд Азраэль, показывал Мастеру и Мудрецам Джорданского колледжа. Когда это происходило на самом деле, Лира пряталась в шкафу и смотрела как Лорд Азраэль открыл колбу чтобы показать Мудрецам отрубленную голову Станислава Граммана, потерявшегося исследователя; но во сне Лире нужно было открыть колбу самой, но ей не хотелось. Ей было страшно. Но ей нужно было сделать это, хотелось ей того или нет, и она чувствовала, открывая крышку и слыша, как воздух устремился в замороженный объём, как слабеют от ужаса её руки. Потом она сняла крышку, практически задыхаясь от страха, но, зная, что она должна — она должна сделать это. Но внутри было пусто. Головы не было. Бояться было нечего.

Но она всё равно проснулась с криком и в поту, в жаркой маленькой спальне, выходящей на гавань. Через окно струился лунный свет, а она лежала в чужой кровати, сжимая чужую подушку, а Пантелеймон-горностай тыкался в неё носом, издавая успокаивающие звуки. О, она была так напугана! Это было тем более странно, что когда это происходило на самом деле, ей не терпелось увидеть голову Станислава Граммана, и она умоляла Лорда Азраэля открыть термос ещё раз и дать ей посмотреть, однако во сне она так испугалась.

Когда наступило утро, она спросила алетиометр что обозначал сон, но он ответил только «Это сон о голове».