Чудища Эдема. Трилобиты, аномалокарисы, ракоскорпионы и другие монстры

Всё же мы совершенствовались и некоторое время сразу после окончания мезозоя чувствовали себя достаточно свободно. В начале палеоцена мы – это первые плезиадаписовые, например, Purgatorius mckeeveri. Это по-прежнему были маленькие зверьки – размером с соню, – лазавшие по ветвям и евшие всё подряд. Вид и образ жизни у них был самый что ни на есть усреднённый, и эта-то генерализованность позволила нам избежать специализаций и вырулить на новые эволюционные уровни.

А подталкивали нас по этому пути хищники. Правда, именно в палеоцене мы попали почти в рай. Когда изобретут машину времени, выбирайте для жизни начало палеоцена! Динозавры и злые птицеподобные твари только что вымерли, хищные птицы ещё не появились, крокодилы сидели где-то далеко внизу, в реках и озёрах. Хищные млекопитающие начала палеоцена – насекомоядные зверушки, практически такие же, как и пургаториусы, только с более острыми зубками, не покушавшиеся ни на кого крупнее кузнечика. Конечно, хищный образ жизни стал снова и быстро входить в моду, потомки пожирателей жуков начали всё чаще покусывать своих более вегетарианских родственничков.

Сборной группой палеоценовых плотоядных, а вернее, всеядных – кондиляртры Condylarthra. Большинство из них стали копытными, но древнейшие представители иногда баловали себя хотя бы падалью. В принципе современные свиньи или карликовые оленьки ведут себя принципиально так же и даже в строении сохранили многое от кондиляртр. Вытянутая морда с острыми резцами и большими клыками и достаточно высокие и острые бугорки на премолярах сочетаются у Pleuraspidotherium aumonieri с плоскими широкими молярами. У волкоподобного Arctocyon primaevus клыки несравненно саблезубее, причём нижние больше верхних. Сагиттальные гребни на макушке и угловые отростки на нижней челюсти указывают на мощную жевательную мускулатуру. Судя по строению лап с когтистыми пальцами, ранние кондиляртры вполне могли забираться на деревья, но вряд ли могли по ним лихо прыгать, так что догнать и поймать здорового плезиадаписа вряд ли были способны.

Другая подобная группа – мезонихии Mesonychia, например, Dissacus navajovius и Harpagolestes immanis. Эти твари ушли по пути плотоядности заметно дальше, что видно по строению челюстей и зубов. Но, во‐первых, мезонихии были слишком большими, так что мелкие приматы им были неинтересны; во‐вторых, вероятно, больше ориентированными на падаль; а в‐третьих, их когти уже были весьма копытообразными, так что лазать по деревьям они уже не могли.

Кондиляртры и мезонихии вряд ли могли достать наших предков, но сыграли свою роль тем, что своим существованием удерживали нас на деревьях. Глядя с веток на зубастых монстров в подлеске, всяк примат был счастлив, что умеет лазать по деревьям, и ни малейше не стремился вниз.

Хорошо быть раннепалеоценовым приматоморфом!

Виверравиды и миациды

Но, по великому закону подлости, счастье не бывает вечным. Во второй половине палеоцена стали появляться опасные для нас существа. Самое ужасное, что некие насекомоядные звери превратились в хищных. Важно, что термины «хищники» и «хищные» – не синонимы. В первом случае речь идёт о диете и стиле жизни, а «хищные» – Carnivora – отряд млекопитающих, причём не все в нём плотоядны (все знают панду – фанатку бамбука, менее известен, но не менее прекрасен бинтуронг, питающийся фруктами). В отличие от многих примитивных хищников, хищные имели ужасные для нас свойства: они умели лазать по деревьям и были быстры. Конечно, в сравнении с современными кошками и виверрами палеоценовые хищные выглядели бы ужасными тормозами, но и нашим предкам было далеко до нынешних обезьян.

Лучше всего известны две группы хищных границы палеоцена и эоцена – виверравиды Viverravidae, например, Viverravus minutus, и миациды Miacidae, например, Vulpavus profectus. Виверравиды, возникшие ещё в середине палеоцена, судя по более рифлёным суставным поверхностям костей ног, контакту малоберцовой с пяточной, пальцехождению и сжатым в кучку пальцам, хуже лазали по деревьям и по стилю жизни напоминали наземных мангустов. В среднем более поздние – эоценовые – миациды были лишены этих недостатков: их лапки были куда более подвижны, стопохождение и частичное противопоставление первого пальца позволяли забираться на ветви и гоняться за тамошними обитателями. Вопреки названию, именно миациды, а не виверравиды, были похожи на виверр.

Тут-то нам стало плохо. Неспроста именно на границу палеоцена и эоцена приходится тотальное вымирание плезиадаписовых. Шерстокрылы с горя научились если и не летать, то хотя бы планировать на кожных перепонках. Летучие мыши так и вовсе отрастили полноценные крылышки. Грызуны начали бешено плодиться.

Приматы же – потомки плезиадаписовых – пошли двумя путями.