Скандал этот дошел до самого государя, и Петр изрядно повеселился, заметив Меншикову, что тот, когда напьется, все равно на труп не похож, потому что в животе у него гуляют громкие ветры. Однако надо было что-то делать. И государь порешил мудро: построить на месте деревянной церкви большой каменный собор, расходы на строительство которого должен взять на себя целиком и полностью протрезвевший Демидов. Что и было сделано.
О намоленности собора отец Андрей не мог сказать ничего, людей ходило мало и служить было хоть спокойно, но одиноко. И когда ветер дул с завода, то горькое зловоние проникало даже через закрытые окна.
Можно было поискать другой дом, на восточной стороне города, где дышалось немного легче, но жить не вблизи от собственной церкви, добираться до нее на велосипеде казалось неудобным. Отец Андрей вставал в шесть, приходил на службу к семи, исповедовать начинал в половине восьмого, и получаса вполне хватало для двух-трех человек, кающихся в смертных грехах и готовых вкусить через три часа службы Святых Христовых Тайн. Служил он долго, по монастырскому уставу, кагор для причастия покупал в местном продуктовом магазине, а когда его не завозили, то довольствовался крепленым молдавским, тем, какое было под рукой. Долгое время он не разбавлял его водой, но поскольку после причастия ему приходилось допивать из чаши остатки, то неразбавленное вино слегка ударяло в голову, и остаток службы проходил в каком-то тумане.
Сейчас он подумал, что вино нужно обязательно разбавить, что устав этого не запрещает. Вспомнилась вдруг вчерашняя старушка Лиза, которая подошла к нему на круглых опухших ногах, словно между ними было протиснуто велосипедное колесо. Исповедовалась она постоянно, и никаких проблем с ней не наблюдалось. Но что-то кольнуло в душе, он возьми и брякни: «А не ела ли ты сегодня?» «Какой там ела, – ответила она. – Только чайку выпила и пришла!» Он отправил ее восвояси и подумал, что если она всегда так причащалась, выпив чайку с сахаром вприкуску, то что же будет с ее душой? «Ничего не будет, – подумал кто-то другой за отца Андрея. – И если в воскресенье не придет, тоже ничего не будет. И если придет, тем более ничего не случится». Но он отогнал от себя этого другого, который вечно лез со своими сентенциями, надоедал, советовал и обличал. Отцу Андрею было бы обидно, если бы Лиза после случая с чайком перестала к нему ходить. Церковь была и так пуста, как карман у праведника, и каждый пришедший в нее человек, пусть и случайный, представлял собой величайшую ценность.
– Читай молитву, Сашка, – приказал он сыну.
Вся семья стояла за накрытым столом. Саша, белобрысый парнишка лет двенадцати, уткнулся взглядом в тарелку, на которой дымилась гречневая каша.
– «Очи всех на Тебя, Господи, уповают…» – начал он, но неожиданно затих.
Отец некоторое время ждал продолжения, потом раздраженно добавил окончание:
– «…И Ты даешь им пищу во благовремении, отверзаешь щедрую руку твою, исполняешь всякого животна благоволения…»
Широким жестом он перекрестил стол и сел первым. Вслед за ним опустилась рядом матушка в платочке. Посадив к себе на колени пятилетнюю девочку, она начала кормить ее гречневой кашей. Ротик у девочки был обветренный, в прыщах и пленке, она кочевряжилась и не желала есть гречку.
Но Сашка остался стоять.
– Тебе что, особое приглашение нужно? – поинтересовался отец Андрей.
Сашка молчал.
– Опять что-нибудь в школе?..
На это Сашка вдруг брякнул ложкой об тарелку, да так, что ошметки каши попали в бороду отца.
Не сказав ни слова, побежал в другую комнату.
Испуганная матушка хотела его догнать, но Андрей остановил ее:
– Не ходите. Пусть побесится!
Тщательно отер бороду салфеткой и начал медленно жевать свой завтрак.
– В школе у него… – начала матушка тонким голосом.
– Да я знаю, – сказал отец Андрей.