Чудо

Либ вспомнила о коренном зубе, лежащем в кармане ее фартука. Она хорошенько разгладила свежие простыни. Мисс Н. любила повторять, что складка может оставлять следы на коже, почти как хлыст. Либ уложила Анну в постель и укрыла ее тремя одеялами.

В четыре часа на обед подали что-то вроде рыбного рагу. Либ вычищала тарелку кусочком хлеба, когда торопливо вошел доктор Макбрэрти. Она поднялась так резко, что едва не опрокинула стул. Ей почему-то стало неловко, что ее застали за едой.

– Добрый день, доктор, – пытаясь приподняться, хриплым голосом произнесла Анна, и Либ бросилась к ней, чтобы подложить ей под спину еще одну подушку.

– Что ж, Анна. Сегодня у тебя хороший цвет лица.

Неужели старик действительно считает этот лихорадочный румянец показателем здоровья?

По крайней мере, доктор ласково обращался с девочкой и во время осмотра болтал о необычайно хорошей погоде. Либ он добродушно продолжал называть «наша добрая миссис Райт».

– Анна недавно потеряла зуб, – сказала Либ.

– Понятно, – ответил он. – Знаешь, что я принес тебе, дитя, – вещь, которую любезно одолжил сам сэр Отуэй Блэкетт? Кресло-каталку на колесиках, чтобы ты смогла, не переутомляясь, дышать воздухом.

– Спасибо, доктор.

Через минуту он собрался уходить, но Либ вышла вслед за ним за дверь спальни.

– Потрясающе… – пробормотал доктор.

Это слово ошарашило ее.

– Опухшие конечности, потемневшая кожа, голубоватый оттенок губ и ногтей… Я действительно считаю, что Анна меняется на системном уровне, – доверительно прошептал он ей на ухо. – Вполне естественно, что организм, поддерживаемый чем-то другим, кроме пищи, будет функционировать по-другому.

Чтобы Макбрэрти не заметил ее ярости, Либ пришлось отвести глаза.

Кресло баронета стояло у входной двери – громоздкое сооружение, обитое истертым зеленым вельветом, с тремя колесиками и откидным козырьком. Китти за длинным столом резала лук. Из глаз ее текли слезы.

– Все же я не вижу реального риска в снижающейся температуре или постоянной бледности, – потирая баки, продолжал Макбрэрти.

Бледность! Наверное, этот человек изучал медицину по французским романам.

– У меня бывали пациенты, которые на смертном одре выглядели скорее желтыми или красными, чем белыми, – проговорила Либ на повышенных тонах, хотя пыталась сдержаться.

– Неужели? Но у Анны нет припадков и нет бреда, – настаивал он. – Само собой разумеется, вы должны послать за мной, если у нее проявятся признаки серьезного истощения.

– Она уже прикована к постели!

– Отдых в течение нескольких дней пойдет ей на пользу. Не удивлюсь, если к концу недели она поправится.

Итак, доктор Макбрэрти вдвойне идиот.

– Доктор, – сказала Либ, – если вы не прекратите этот надзор…

Нотки угрозы в ее голосе сделали его лицо непроницаемым.

– Кстати, – отрывисто произнес он, – подобный шаг потребует единодушного согласия членов комитета.

– Так спросите их.

Макбрэрти заговорил прямо в ухо Либ, отчего та подскочила.

– Если я предложу прекратить надзор на том основании, что он угрожает здоровью ребенка, поскольку препятствует некоему тайному способу кормления, как это будет выглядеть? Это будет равносильно утверждению, что мои старые друзья О’Доннеллы – подлые обманщики!

– А как это будет выглядеть, если ваши старые друзья позволят дочери умереть? – прошептала в ответ Либ.

Макбрэрти затаил дыхание.

– Значит, вот так мисс Найтингейл учила вас разговаривать со старшим по рангу?

– Она учила меня бороться за жизнь пациентов.

– Миссис Райт, будьте любезны отпустить мой рукав.

Либ даже не осознавала, что держит доктора за руку.

Старик отдернул руку и вышел из хижины.

Китти раскрыла рот от удивления.

Либ поспешила в спальню. Анна опять спала, еле слышно похрапывая курносым носом. Все же по-своему милая, несмотря на все ее странности.

По-хорошему Либ следовало бы упаковать сумку и попросить, чтобы ее довезли до станции в Атлоне. Если она считает, что этот надзор не имеет оправдания, то не станет больше в нем участвовать.

Но она не могла уехать.

В половине одиннадцатого вечера вторника, в гостинице Райана, Либ прошла на цыпочках по коридору и постучала в дверь к Уильяму Берну.

Ответа не было.

Что, если он отправился в Дублин, возмущенный бездействием Либ в отношении Анны О’Доннелл? Что, если к двери подойдет другой постоялец, – как она объяснит свое поведение? Она вдруг увидела себя глазами других людей – безрассудная женщина у двери мужского номера.

Она подождет, сосчитав до трех, а потом…

Дверь распахнулась. Уильям Берн со всклокоченными волосами и в сорочке, без сюртука.

– Вы?

Либ мучительно покраснела. Утешало только то, что он не в ночной рубашке.

– Пожалуйста, извините меня.

– Нет-нет! Что-то случилось? Вы не… – Он скосил глаза на кровать, потом отвел их.

Его комнатушка, как и ее, не подходила для разговора. Либ не могла попросить его спуститься вниз – в столь поздний час это привлекло бы внимание.

– Должна перед вами извиниться. Вы абсолютно правы в отношении состояния Анны, – прошептала она. – Этот надзор – просто гадость.

Слово было произнесено слишком громко – того и гляди прибежит Мэгги Райан.

Берн сдержанно кивнул.