Чудо

По мнению Либ, это было теологическое буквоедство, и она не собиралась тратить на него время.

– Вы говорите загадками.

– Понимаете, когда старуха наконец исповедалась, она избавилась от бремени, – прошептала монахиня, скользнув взглядом в сторону кровати.

Либ заморгала. Означают ли эти намеки, что монахиня думает, будто Анна должна исповедаться в ужасной тайне, что она в конечном счете никакое не чудо?

Либ попыталась вспомнить их короткие разговоры за последнюю неделю. Разве монахиня когда-нибудь говорила, что верит, будто Анна живет без еды?

Нет. Ослепленная предубеждением, Либ просто предположила, что она так думает. Сестра Майкл между тем выполняла свои обязанности или отделывалась безобидными общими фразами.

Либ подошла к ней очень близко и пробормотала:

– Вы знали с самого начала.

– Я только лишь… – Сестра Майкл протестующе подняла руки.

– Вы так же, как я, знакомы с законами питания. Мы обе с самого начала знали, что это обман.

– Не знали, – прошептала сестра Майкл – Мы ничего не знаем наверняка.

– Анна быстро угасает, сестра. С каждым днем слабеет, температура понижается, она двигается с трудом. Вы принюхивались к ее дыханию? Желудок поглощает сам себя. – (Выпуклые глаза монахини засверкали.) – Мы с вами должны докопаться до правды, – хватая ее за руку, сказала Либ. – Не просто потому, что нам дано это задание, а потому, что от этого зависит жизнь ребенка.

Сестра Майкл резко развернулась и вылетела из комнаты.

Либ не могла пойти за ней следом, так как была прикована к этому месту. Она тихо застонала.

Но утром монахиня вернется и Либ поговорит с ней.

Этой ночью Анна время от времени просыпалась. Вертела головой или переворачивалась на другой бок. До конца надзора остается шесть дней. Нет, поправляла себя Либ, только в том случае, если Анна протянет еще шесть дней. Сколько времени может прожить дитя на нескольких глотках воды в день?

Очаровательное умирающее дитя. Раз она знает правду, говорила себе Либ, то может действовать. Но ради блага Анны надо быть чрезвычайно осторожной, не проявлять высокомерия и не выходить из себя. «Помни, – говорила себе Либ, – ты здесь чужая».

Анна в оцепенении смотрела на тени, отбрасываемые лампой на стену.

– Ты чего-нибудь хочешь?

Качание головой.

Странные дети исчезли и сошли со своего пути. Либ смотрела на девочку, моргая сухими глазами.

Когда сразу после пяти на следующее утро монахиня просунула голову в дверь, Либ вскочила так быстро, что потянула мышцу на спине. Она захлопнула дверь прямо перед Розалин О’Доннелл.

– Послушайте, сестра, – чуть слышно произнесла Либ, – мы должны сказать доктору Макбрэрти, что ребенок постепенно убивает себя из-за чрезмерной скорби по брату. Пора прекращать надзор.

– Но мы ведь взяли на себя эту обязанность, – слабым голосом произнесла монахиня. Каждый звук словно исходил из глубокой дыры в земле.

– Но вы могли предположить, что мы дойдем до этой точки? – Либ жестом указала на спящую девочку.

– Анна – совершенно особенная девочка.

– Не настолько особенная, чтобы не умереть.

– Я присягала повиноваться. – Лицо сестры Майкл скривилось. – Нам дали очень четкие указания.

– И мы исполняли их до буквы, как все мучители.

Либ видела, как на лице монахини отражается этот выпад. У нее возникло подозрение.

– У вас есть другие указания, сестра? От мистера Таддеуса, быть может, или от вашего начальства из монастыря?

– Что вы имеете в виду?

– Разве вам не было дано указание не замечать, не слышать и не говорить ничего, независимо от того, что, по вашему мнению, происходит в этой хижине? Подтвердить истинность чуда?

– Миссис Райт! – Лицо монахини побагровело.

– Если я не права, прошу меня извинить. – Либ говорила сердитым тоном, но на самом деле считала, что монахине не были даны подобные указания. – Тогда почему бы нам вместе не поговорить с доктором?

– Потому что я всего лишь медсестра, – ответила сестра Майкл. – Мы обе с вами медсестры.

– Меня учили понимать это слово во всей полноте, – раздраженно произнесла Либ. – А вас разве не учили?

Дверь со стуком открылась. Розалин О’Доннелл.

– Можно, по крайней мере, сказать ребенку «доброе утро»?

– Анна все еще спит, – повернувшись к кровати, ответила Либ.

Однако глаза девочки были широко раскрыты. Много она успела услышать?

– С добрым утром, Анна, – неровным голосом произнесла Либ.

Девочка казалась совершенно бестелесной, как рисунок на старом пергаменте.

– С добрым утром, миссис Райт. Сестра… Мамочка… – Она одарила каждую слабой лучистой улыбкой.

В девять – ради приличия Либ выждала сколько могла – она подошла к дому Макбрэрти.

– Доктора нет, – сказала домоправительница.

– Где он?

На более вежливый вопрос у Либ не хватило сил – ее качало от усталости.

– Вы по поводу девочки О’Доннеллов, ей нехорошо?

Либ уставилась на приятное лицо женщины в накрахмаленных оборках чепца. «Анна с апреля не получает нормальной еды! – хотелось прокричать ей. – Как может она хорошо себя чувствовать?»

– Мне надо срочно с ним поговорить.

– Его вызвали к больному, сэру Отуэю Блэкетту.

– Кто это?