– Это всеобщее заблуждение, описываемое в желтых газетенках, – Кононец взмахивает ладонью. – Ночь, горы и скалы, ущелья, отсутствие светосигнального оборудования, низкая облачность, частые туманы и сложный рельеф – как ты представляешь себе посадку? Нужна нормальная взлетно-посадочная полоса не менее 1800 мет-ров! Наше ведомство консультировалось с пилотами военно-транспортной авиации и те, глянув карты, лишь покрутили пальцем у виска. В период с 1996 по 1999 год нарушений воздушного пространства России со стороны Азербайджана, Грузии и Абхазии неопознанными летательными аппаратами не зафиксировано. Опознанные же перемещались по оговоренным трассам – использовали аэропорт Тбилиси. Если контрабанда и поставлялась, то из Тбилиси ее развозили на военных машинах «козьими тропами». А потом использовали грубую рабочую силу – людей и вьючных животных.
– От которых избавлялись за ненадобностью, – добавляю надломленно.
– К сожалению, это так. Но по-другому террористам получить оружие не представлялось возможным – у преступников нет доступа к стратегическому запасу армии. А такие, как Заболоцкий, щедро им делились, отправляя на сторону за большие деньги. Благодаря тебе справедливость восторжествовала!
На меня разом устремляются взгляды внимательных благодарных глаз моих товарищей…
Впервые за эти дни я крепко сплю. Усталость словно прорывается сквозь защитную шелуху страха и стресса. Через мутное окно автобуса я провожаю величественные горные пейзажи, ставшие последним пристанищем для моего папы…
Горы сменяются равнинами Тбилиси, а затем элитными высотками современного города. Автобус мчится по полупустым утренним трассам, приближаясь к блестящему зданию международного аэропорта Тбилиси.
Подключаюсь к вай-фаю аэропорта. Улыбка расплывается на моем лице при виде милых селфи тети Глаши и искренних сообщений деда Никиты. Как же я соскучилась по близким! Страшно представить, что было бы, если бы меня не нашли… Пожалуй, я скрою от родных подробности горного путешествия. Просматриваю сообщения Любаши, а затем невольно захожу в историю переписки с Богданом: он не выходил на связь со дня поездки. Я не успеваю найти этому факту объяснение: в мои тайные размышления врывается Мир:
– Лисенок, представляешь, Рябинин не был в сети со дня отъезда!
Набираю в легкие побольше воздуха, чтобы ответить как можно более спокойно или даже равнодушно, но Боголюбов пристраивается рядом и щелкает наши усталые моськи на камеру айфона.
– Мир, что ты делаешь? – возмущаюсь я.
– Выложу время прилета в инсту. Это как прямой намек, Алиса, понимаешь?
– Не понимаю, Мир. Зачем? Это наше дело и, вообще… – «Черт, как же дрожит голос!»
– Алиска, как только приземлимся, я поеду в больницу: меня срочно вызвали на работу. Профессор Марьев загремел в хирургию с аппендицитом. Сегодня четверг – операционный день, и мне придется заменить профессора. Я не смогу доставить тебя до дома, теперь понимаешь?
– А-а-а, ты про это? Я связалась с водителем, которого ты тогда присылал, помнишь? Его зовут Иван Тимофеевич. Не волнуйся, доктор Боголюбов, меня доставят в целости и сохранности, – грустно улыбаюсь я.
Самолет приземляется без задержек. Майор Кононец прощается с членами экспедиции, поблагодарив каждого за внесенный в расследование вклад: кто-то перебирал архивы и собирал информацию от свидетелей-офицеров, кто-то делал фоторепортажи и расспрашивал местных жителей ближайших поселков. Сдерживая слезы печали, мы обнимаемся.
– Товарищи, я лично позвоню каждому из вас и сообщу о дальнейшем ходе расследования, – успокаивает он группу. Мы стоим еще минуту, тепло прощаясь и вспоминая выпавшие в горах испытания. Наши голоса и смех поглощают льющиеся из динамиков объявления и гул самолетов.
Иван Тимофеевич улыбается мне и машет рукой, неуклюже перетаптываясь на входе. Мир клюет меня в щеку быстрым поцелуем и торопится к такси:
– Пока, Лисенок. Напиши сообщение, как доберешься до дома. Боюсь, ответить на звонок не смогу, профессор Марьев…
– Я помню, док. Не переживай, работай спокойно, – целую парня в щеку в ответ.
Зима украсила родной город белоснежными сугробами, переливающимися разноцветными огнями в свете солнечных лучей. Витрины магазинов и ресторанов нарядно украшены.
Мы мчимся по расчищенным улицам и болтаем о приключениях в горах: Иван Тимофеевич всю дорогу вспоминает армейские годы и балует мой слух рассказами о походах.
Я нетерпеливо ерзаю на месте, когда машина сворачивает на Озерную: в груди нарастает необыкновенный трепет, похожий на щекотку.
– Соскучилась, поди, – улыбается Иван Тимофеевич в ответ на мою довольную улыбку.
– Да, – шепотом отвечаю я, и мое протяжное «да» резко обрывается. Трепет испаряется, сменяясь странной неприятной тревогой: возле забора стоит незнакомая ярко-красная иномарка. Я расплачиваюсь с водителем, забираю из багажника рюкзак и иду, проявляя поистине олимпийское спокойствие.
Из водительской двери новенькой машины тут же появляется Алла.
«Прямой намек Боголюбова попал точно в цель», – мелькает мысль.