Чудо - из чудес

            — А вы делайте все ради Христа и постоянно, что бы ни делали, помня, что Господь всегда рядом. Это уже и есть молитва! То есть, живите с Богом, как это и полагается каждому православному человеку. А то ведь некоторые покрестятся и думают, что все — духовная часть жизни на этом для них закончена. Нет, все только еще начинается! И уж, конечно, нужно сразу взывать к Господу о помощи во всех трудных и скорбных обстоятельствах! А то — далеко ли так до уныния?

            Вспомнив об этом и то, что уныние является смертным грехом, в чем придется теперь каяться на исповеди, Стас помолился.

            И — словно какой-то лежавший у сердца и мешавший до этого даже дышать кирпич из груди выпал!

            Утро уже прошло.

            До вечера было еще далеко.

            Стас смотрел на стоявшую в углу на подставке из толстой стальной проволоки большую остродонную глиняную амфору.

            Она была простая, красноглиняная.

            Почти вся склеенная из осколков.

            Без рисунков и даже орнаментов.

            Но зато — четвертый-третий век до Рождества Христова!

            Подарок Владимира Всеволодовича на его двадцатилетие.

            Сколько раз мама предлагала поменять ее на одну из двух ярко расписанных современными художниками амфор.

            Ту поставить сюда, а эту сдать в антикварный магазин или просто вынести на помойку.

            Но Стас, не переносивший ничего неподлинного и поддельного, и имевший на все это какое-то особое, трудно объяснимое чутье, благодаря которому его сразу же стали ценить в магазине даже опытные антиквары, категорически отказался.

            Он бы наоборот те две амфоры с удовольствием выбросил из дома.

            Но — они были предметом особенной гордости мамы.

            Она подговорила двух состоятельных работников клиники подарить их на недавний юбилей мужа.

            Сам Сергей Сергеевич, правда, остался к ним равнодушным.

            Он больше по-детски радовался подносимым ему картинам-шаржам, роскошным бокалам с дарственными надписями и особенно авторучкам.

            Которые потом передарил Стасу.

            А мама специально поставила амфоры — одну в прихожей, где всякому новому гостю говорила, что ее сын пишет романы на античную тему.

            А вторую — в гостиной.

            Чтобы продолжать начатую беседу.

            Мол, если простой писатель пишет одну книгу, то исторический — целых три, а тот, кто отважится создать роман об античном периоде, почему их не так много в мировой литературе, и вовсе — все десять!

            Пустые, никчемные вещи!

            И беспредметные пока разговоры!

            То ли дело, эта амфора.

            И людям послужила.

            И ему вот теперь помогла в минуты вынужденного безделья вновь, как и тогда в Покровской, когда он, наказанный отцом, впервые задумался о смысле жизни, вспомнить о самом главном.

            Сколько же протянулось месяцев, лет и веков с тех времен, когда ее старательно изготовил скудельник, а затем пользовались многие, возможно, даже не одно поколение, люди?

            Рабы и господа…

            Купцы и воины…

            Быть может, даже поэты!

            Целая вечность и всего лишь миг…

            «А ведь до сих пор души всех их, без единого исключения, живы! — вдруг подумалось Стасу. — И… где они, что с ними теперь?»

            Ушедшими из жизни, так и не дождавшись прихода Христа.

            Несмотря на все свои искания, старания, войны, землетрясения, болезни, скорби и муки…

            Какое же это все-таки счастье, что он родился в иное, наше, то есть, от Рождества Христова — время!

6

Сергей Сергеевич наклонился к сыну и, понижая голос, сказал…

            Сергей Сергеевич вернулся с работы как никогда рано.

            Стас с удивлением посмотрел на часы.

            Быстро сунул под подушку телефон.

            Под мышку — термометр.

            И по звукам стал определять, что происходит в прихожей.

            Вот отец чмокнул в щеку маму.

            Разулся.

            Вот он, судя по недовольному ворчанию мамы, снова набросил на амфору свою шапку.

            «Хоть какая-то от нее польза!» — невольно улыбнулся Стас.

            Затем, как всегда, тщательно помыл руки в ванной.

            И наконец, вошел к сыну.

            — Ну-с, как тут у нас? — нарочито бодрым голосом с порога спросил он.

            Стас протянул термометр.

            — Да я и так вижу, что лучше! — улыбнулся отец, но, взяв термометр, нахмурился: — Это еще что такое? Час от часу не легче…

            — Что там? Что?! — чуть ли не подпрыгивая, встревоженно принялась заглядывать ему через плечо мама.

            — 35, 3! Ты долго его держал? — обращаясь к Стасу, спросил он.

            — Да минуты три, а то и все пять — пока ты ко мне собирался!

            — Значит, температура немного больше, но все равно маловато. Налицо явный упадок сил. Хотя, нет худа без добра, это лишь подтверждает диагноз — нервный стресс. Или, как сказала бы Лена — нервный встряс!

            — Сережа! — с упреком взглянула на мужа мама.

            — А что тут такого? — удивился тот. — Дело молодое. Поругались — помирятся!

            — Да мы и не ругались даже! — напомнил Стас.

            — Тем более!

            Сергей Сергеевич, как и утром, внимательно осмотрел, прослушал Стаса и удовлетворенно — это для затаившей от волнения дыхание мамы сейчас было самое главное, почему она и не стала продолжать настаивать на своем — сделал окончательный вывод:

            — Кризис миновал, и дело явно пошло на поправку!

            — Слава Богу! — с облегчением выдохнула мама.

            — Причем — во всех направлениях! — показывая на нее глазами, подмигнул сыну отец.

            И велел маме заварить свежего, горячего чая.

            И дать его сыну вместо всех таблеток.