Чудо - из чудес

            — А потому что он влип в скверную историю! Я не только слышал, но и видел этих людей. Кстати, в сирийской Антиохии их так и называют — христианами. С виду ничего плохого не скажешь. Скорее, наоборот — сама чистота и благопристойность. Но на своих службах творят, говорят, такое, что даже повторять не хочется. А главное — категорически, даже под страхом смерти отказываются приносить жертвы гению императора и нашим богам. А это уже вопиющее нарушение всех римских законов. И самое страшное преступление. Так что, если твой брат задержится с ними и попадет под их влияние, а это, увы, случается очень со многими, то, как и они, станет для государства — неблагонадежным человеком! И, следовательно, кончит свою жизнь где-нибудь в тюрьме, в лучшем случае, под топором палача.

Мурена сам наполнил свой кубок и поднял его:

— А теперь давай пить! Так, чтобы тебе забыть своего оракула и брата. А мне — как страшный сон свою ссылку и отправившую меня в нее Агриппину… Что может помочь в этом лучше, чем это славное фалернское? Тем более в такой на редкость хмурый, дождливый вечер!..

— Может, принести вам игральные кости? — предложил вошедший, чтобы узнать, не нужно ли что сенатору и послу, капитан Сизиф.

— Ты что, не знаешь, что игра в кости запрещена в Риме законом? — возмущенно накинулся на него Ахилл.

— Но мы ведь не в Риме, а в море… И потом — все играют! — пробормотал Сизиф, снова отправляясь на палубу.

— А ведь он прав, — проводив его взглядом, заметил Мурена.

— В чем? — не понял Ахилл.

— Мы действительно в море, — сенатор показал глазами на дверь, за которой шумели волны, и хитро прищурился: — И даже сам божественный Август частенько играл в кости, правда, в домашнем кругу…

— Сам Август? — ахнул Ахилл. — Тогда может, и нам скоротать время за этой игрой?

— Нет! — поморщился, отказываясь, сенатор.

— Ты что, совсем не любишь играть?

— Почему? Люблю. Но только не костями!

— А чем же?

— Людьми!

— Людь…ми?!

— Да, и поверь, это — лучшие игральные кости на свете! А если найти среди них такую, чтобы всегда ложилась на нужную мне сторону, то я мог бы выиграть любую партию!..

Сенатор залпом осушил свой кубок до дна и мечтательным взглядом уставился на дверь, за которой все громче и громче барабанил по палубе снова начавшийся дождь…

2

— Тс-сс, это — тайна! — приложил палец к губам Янус.

…Тот же самый дождь стучал и по палубе «Амфитриды», плывущей навстречу быстро надвигавшейся ночи.

Корабль шел под одними парусами.

Рабы-гребцы по команде келевста убрали весла. Они закрыли скалмы-щитки и, тяжело привалившись друг к другу, уронив головы на руки, запрокинувшись навзничь, спали прямо на своих местах.

Судно поскрипывало всем своим старым корпусом. Казалось, оно было готово развалиться даже от такого небольшого волнения моря.

С первыми каплями дождя апостол с учениками ушли с кормы и расположились на деревянных скамьях под кожаным пологом на носу судна. Занявшие здесь первыми места фракийцы с видимой неохотой потеснились и теперь бросали на них косые хмурые взгляды.

Юний с Янусом сидели прямо на палубе, у края полога, откуда хорошо было видно и тех, и других. Тайком они поочередно прикладывались к маленькой амфоре с вином и, довольно перемигиваясь, доставали из сумы колбасу, сыр и сладкие пирожки.

Апостол, разделив куда более скромную трапезу с учениками, вел теперь с ними неторопливую беседу, из которой Юний не понял ни слова. Да он особенно и не прислушивался. Мало что ли он видел всяких жрецов, и ни от одного из них не узнал ничего путного. Что нового мог сказать ему этот?

Еще более скудным был ужин фракийцев, состоявший из одной лепешки на пятерых крепких, здоровых мужчин. Янус, понимавший их речь, прислушался и шепнул, что это — лесорубы. Отправившись на заработки в Понт, они не нашли для себя работы ни под Синопой, ни в Амисе, и теперь все надежды возлагали на пробковые леса близ Гераклеи, в Вифинии… Самый молодой из них стоял у борта и молился. Это был сын верховного жреца, по имени Теон.

Под пологом было еще несколько хорошо одетых и, видно, хорошо пообедавших еще дома пассажиров. Они сидели в сторонке и о чем-то переговаривались, искоса бросая на апостола недоброжелательные взгляды. Янус, приглядевшись к ним, заметил, что где-то уже видел их, причем совсем недавно, но никак не мог вспомнить, где…

Дождь усиливался и, наконец, хлынул так, что даже Теон, наскоро закончив молитвы, бегом вернулся к своим соплеменникам.

На открытой палубе оставался один лишь торговец солью, который, бегая вокруг заблестевших мешков, громко сокрушался, что решил перевозить их на палубе.

Несколько раз он пытался уговорить капитана перенести свой товар в трюм, предлагал вдвое, втрое большую цену. Но тот с озабоченным видом проходил мимо и, наконец, посоветовал молить богов, чтобы не начался шторм, во время которого как бы эти мешки вообще не пришлось сбрасывать за борт в качестве балласта.

При этих словах один из мешков шевельнулся, и по губам Юния скользнула змеиная улыбка.

— Эй, ты, давай сюда свои мешки! — крикнул он.