– Я правда не могу, – повторил В., звуком своего голоса в динамиках перекрывая гул океанской волны, катающейся по залу. – Мы можем поехать сейчас на озеро, на то же самое, – пожалуйста. В действительности то была всеобщая галлюцинация.
– Никуда мы не едем! Наш герой шутит! Прошу всех оставаться на местах, пресс-конференция продолжается! – используя, как до того В., могучую силу динамиков, попробовал успокоить зал директор по связям.
Но он уже ничего не мог сделать. Зал кипел, бушевал ветер, летели в лицо брызги пены – это была буря, девятый вал: все поднимались, садились и тут же вновь поднимались, устремлялись, толкаясь, в проходы.
– Едем! Сейчас же! Такой случай! Раз он согласен! – звучало в зале, и никакими динамиками невозможно было теперь совладать с этим штормом.
– Идиот! Идиот! Идиот! – снова воскликнул директор по связям, хватая В. за руку и склоняясь к нему. – Идиот!
– А что ж не поехать?! – счастливо ответил ему В., и сам поднимаясь вслед встающему залу.
Он чувствовал в себе такое освобождение – словно и в самом деле был кораблем, принужденным чуждою волей стоять на якоре, и вот якорь оторвался от морского дна, поднят на борт, ничего не держит – можно плыть. Вчерашний вечер, когда вода приняла в свое лоно, объяв собой его тело, прошивал В. насквозь, от макушки до пят, столь счастливым живым воспоминанием – реальнее того, что происходило сейчас; он знал результат предстоящего опыта, и после него он будет наконец-то свободен окончательно.
На улице около заводоуправления разыгралась сцена эвакуации за пять минут перед вступлением вражеских сил в сдаваемый город. Кто-то был без колес и носился от одной машины к другой, умоляя подсадить к себе. У кого-то машина оказалась припаркована слишком далеко, и он, придерживая рукой свисающие с шеи фотокамеры, как прыгающие груди, прямо от крыльца пулял к ней, не разбирая дороги, подобно спринтеру, бегущему стометровку. У кого-то не заводился мотор, и он в отчаянии метался между рулем и передком со взодранной к небу крышкой капота, пытаясь уразуметь, в чем дело. У кого-то замкнуло сигнализацию, и она оглашала округу своим надрывным крякающим воем, рождая полное ощущение паники перед вражеским вторжением.
Сесть в свой “Фольксваген” В. не дали. Он уже открыл дверцу, уже изготовился опуститься на сиденье, – около него возникли двое в черных костюмах, в которых по неумолимой непреклонности он тотчас угадал охранников, и один из них повелевающим жестом указал ему на черный “Мерседес” поодаль: “Пожалуйста, туда”. В. попробовал отстоять свое право ехать на той машине, на какой желает, охранник, придерживая В. железной хваткой за локоть, повторил: “Туда, пожалуйста!”. “Пожалуйста” в его голосе было не формой вежливости, а приказанием.
На заднем сиденье “Мерседеса” сидел, приветливо смотрел на В. его новый непосредственный начальник, директор по связям с общественностью.
– Куда это ты? Ну-ка, ну-ка, – призывно помахал он рукой, указывая В. на место рядом с собой. – Располагайся. Рабочий день. Должно находиться там, где положено. Положено тут.
Он простил В., от негодования его не осталось следа, кажется, ему теперь даже нравилось, что они отправляются на эту прогулку к озеру. Такое продолжение пресс-конференции на природе. С шоу-экспериментом в качестве развлечения. Ну-ну, мысленно посулил В. Будет вам шоу. Мозг туманился, сердце стучало в горле, словно пытаясь продемонстрировать смысл выражения “рвалось из груди”.
– Генеральный очень доволен, – наклонился директор по связям к В., когда водитель по его сигналу тронул машину. – Очень доволен, просил тебе передать.
– Его же не было, – только и нашелся что ответить В.
– А достижения науки и техники на что? – Во взгляде директора по связям, каким он одарил В., было ироническое лукавство. – И слышал, и видел. Как говорится, не беспохлебся! – закончил он с хохотком этим словечком из детства. – А покрасоваться-то чего решил? – спросил директор по связям немного погодя – так, словно подмигнул. – Тщеславие свое потешить? Тщеславие – грех! С тщеславием надо бороться.
– Вот я и поборюсь, – ответил В. через паузу.
Директор по связям посидел-посидел молча, обдумывая слова В., и, видимо, решил, что нужды прозревать их смысл нет.
– Тщеславие – грех, но без него куда же? Тщеславие – движитель прогресса, – подытожил он.
Изогнувшись, В. посмотрел в зеркало заднего вида. Стадо машин, запрудив всю дорогу, плотными рядами катило за их “Мерседесом”. Звери, устремившиеся к водопою.
Озеро встретило той же картиной, которая запомнилась В. по дню, так переиначившему его жизнь. На песчаной полоске пляжа было столпотворение – впору решить, что весь город, кто мог, собрался здесь, бросив свои дела. Солнце, когда вышел из кондиционированной прохлады “Мерседеса”, обрушилось на голову таким жаром, словно в их средние широты переместилась сама Сахара.