Чудо любви. Истории о Ним Кароли Бабе

Во время другого даршана он наполнил мои руки сладостями, которые я тут же съел. Вскоре он стал давать мне ещё одну огромную горсть сладостей, но на этот раз я отказался, так как посчитал, что свою долю я уже получил. Сидевший за мной индус расстроился и сказал мне, что я никогда не должен отказываться от прасада Махараджи, что я должен всегда принимать всё, что он мне даст. И тогда я почувствовал себя очень неловко. Когда Махараджи в следующий раз предложил мне горсть сладостей, я с радостью принял их.

*

Я прибыл в храм в ноябре и жил там безвыездно до самого конца марта. Всё это время меня каждый день очень хорошо кормили и ни одного пенни не попросили в качестве компенсации. Я не мог этого понять. Я — относительно богатый житель Запада, а индийцы переживают экономически трудные времена и не принимают никакой оплаты. И я продолжал украдкой бросать деньги в ящик, находящийся в храме. Р Д

*

Я пытался спрятаться где-нибудь около храма, подальше от дверей, из которых он выходил. И когда он вышел, люди толкнули меня так, что я оказался прямо у тукета. Я всегда старался держаться поодаль и спрятаться, поэтому, когда меня подтолкнули к нему, я тут же попытался спрятаться за колонну, но люди всё толкали и толкали меня. Я был перепуган и начал плакать. А Махараджи дал мне грушу. Когда я ел эту грушу, у меня было такое ощущение, что я весь заполнился водой, снизу доверху. Я чувствовал, будто поглощаю саму любовь. С того дня эта груша постоянно в моей памяти, и ничего из того, что я когда-либо испытал, не может сравниться с этим переживанием. С тех пор я не съел больше ни одной груши.

*

Однажды, когда моя дочь была ещё совсем юной и жила с нами, мы направлялись в Каинчи, чтобы получить даршан, и по пути остановились в Бховали. Она хотела джелеби (сладости), но у нас не было с собой ничего. Я сказал ей: «Когда мы доберёмся до Каинчи, там мы отыщем для тебя сладости». Но когда мы приехали на место, то обнаружили, что это был день индуистского поста — Экадаши (букв, «одиннадцатый день» лунного месяца), — поэтому подавали только варёный картофель. Когда мы были в комнате Махараджи, к нашему большому удивлению, вошёл человек с большой корзиной, полной джелеби.

Махараджи сказал: «Дайте вначале немного этой девочке», и показал на мою дочь.

Он знает всё!

*

Однажды в храм явился некий садху и набросился на Махараджи с руганью: «Ты ничего не делаешь для людей. Ты их не кормишь и не помогаешь им».

Махараджи сказал: «Дайте ему комнату, еды и денег», хотя единственным желанием преданных было как следует проучить этого садху. Они окружили его в углу, намереваясь осуществить своё намерение, но Махараджи сердито закричал на них. После того как садху поел, он стал очень тихим и спокойным, а Махараджи сказал: «Вы, люди, не понимаете, что он голоден. Он не ел три дня. Что ещё он мог сделать, кроме того, что сделал?»

Однажды я сказал: «Зачем вы кормите так много людей и так обильно? Я мог бы съесть четыре чапатти (хлебные лепёшки), и мне бы хватило, чтобы прожить».

Махараджи ответил: «В нас есть внутренняя жажда пищи. Мы об этом не знаем. Даже если у тебя нет желания есть, твоя душа жаждет пищи. Бери прасад!»

Следует особо сказать о той пище, которая подавалась в ашраме Махараджи, ибо, хотя она и давала удовлетворение нашим душам, наш ум часто приходил в ужас. Обычный рацион в храме состоял из белого риса, пури и картофеля (и то и другое в жареном виде), а также из сладостей, изготовленных из почти чистого белого сахара. Диета, таким образом, была такова: крахмал, жир, сахар и много чёрного чая. Наша чувствительность, пробужденная западной обеспокоенностью диетой, просто вопила от такого рациона. И всё же, это был «прасад». Вы отвергали прасад или отказывались от своих пищевых пристрастий? Что вам делать, если любовь приходит в виде крахмала, жира, сахара и чая? Жирный картофель — это одно, благословение же гуру — это совсем, совсем иное.