Как это возможно? Как Бог позволил его родителям и шести миллионам других людей быть принесенными в жертву нацистской ненависти?
Он помнил то, о чем Чарльз говорил ему годы назад на скамейке в парке — о Боге, который знает, любит и понимает все. Слова Чарльза чрезвычайно тронули его тогда, хотя он и не верил им. Неужели так невозможно было поверить?
«Да», — подумал Эрик. Так и было. Ибо почему Бог дал ему силы спасти Джин, но не дал сил спасти родителей?
Но он спас Джин. Он спас ее, сделав то, что ни один человек не в состоянии сделать в одиночку. Он молился о возможности сохранить ее жизнь, и эта возможность была дарована ему самым неожиданным, невообразимым способом.
Если это не чудо, то что тогда? Эрик думал об этом снова и снова, но не мог придумать ни одного альтернативного объяснения. Медленно, неохотно он начал думать о причинах, по которым чудо могло произойти из всех людей именно с ним — убежденным неверующим, чья молитва лишь немного отличалась от молитв остальных людей на том самолете.
Может быть… может быть, Бог помнил об Ане.
«Как часто я хотел оказаться вместе с ней в том огне, чтобы иметь хотя бы один шанс спасти ее, или умереть вместе с ней».
«В этот раз у меня был шанс».
Конечно, в этот раз шанс спас также и десятки других людей — факт, о котором Эрик даже не задумывался, пока они не начали высаживаться с судна береговой охраны. Только тогда он увидел их залитые дождем, побитые и исцарапанные лица, всех их, всплывающих на поверхность из пучины пережитого ужаса, снова возвращающихся к жизни, ступая на твердую почву. Если бы чуда не произошло, они бы все утонули вместе с ним и Джин.
Было ли то, что они выжили, еще одной маленькой данью Ане? Доказательством, что ее смерть не была напрасной?
Было бы хорошо, если бы это было так.
Ее улыбка, беззубая и кривая, появилась в его памяти более четко, чем за очень долгое время.
Он чувствовал, что должен бояться, и мысль о всемогущем, всевидящем Боге действительно была пугающей… но реальность почему-то была не такой страшной, как мысли о ней. Реальность была ошеломляющей в основном потому, что была такой глубоко смиренной — как прекрасное чувство необъятности вселенной, которое он ощущал, когда смотрел вверх на ночное небо, усыпанное бесконечными звездами. Но еще величественнее и глубже.
В ту ночь Эрик плакал больше, чем за все время с того дня полтора года назад, когда он навестил Чарльза в госпитале, уверенный, что он не выживет. Иногда причина слез ощущалась как радость, иногда как чувство вины, иногда как чувство утраты, но в основном это было абсолютное замешательство от осознания себя в мире, который перевернулся с ног на голову.
***
На следующее утро он очень осторожно спросил Джин:
— Я больше не хочу в Диснейленд, а ты?
Она покачала головой:
— Я хочу домой.
— Мы поедем домой, — пообещал Эрик, — прямо сейчас. Но самый быстрый способ попасть домой — это сесть на другой самолет. Ты готова к этому, Джин?
Его не радовала мысль о том, чтобы возвращаться домой на поезде несколько дней, и не в последнюю очередь потому, что это отложит момент встречи с Чарльзом, но сперва он должен был думать о Джин.
— Да, — она просто кивнула.
— … ты уверена?
— Угу. Если опять случится авария, ты попросишь Бога помочь тебе держать самолет и в этот раз, так что с нами все будет хорошо, — ее зеленые глаза наполнились свежими слезами. — Но теперь мы сможем спасти всех. Даже людей сзади.
— Всех, — пообещал Эрик. Но как он мог обещать нечто подобное?
И все же он мог. Действительно мог.
***
Их возвращение домой тем поздним вечером было беспорядочной смесью объятий, слез и улыбок. Лучше всего Эрик запомнил тот момент, когда Чарльз обнял всхлипывающую Джин, а он заключил в объятия их обоих, стоя спиной ко все еще открытой входной двери и заслоняя их собой от холода и ночного ветра.
Рейвен стояла в нескольких шагах от них, сложив руки на своем огромном животе. Эрик сомневался лишь секунду, прежде чем протянуть руку и ей тоже. Она присоединилась к объятиям, но очень осторожно, касаясь только Чарльза и Джин. И именно Рейвен отстранилась первой.
Чарльз больше не мог держать Джин на руках слишком долго, так что Эрик забрал ее, чтобы отнести в кровать.
— Почему все те люди умерли? — прошептала Джин в плечо Эрику, когда они поднимались вверх на лифте. Но вопрос был адресован Чарльзу.
— Я не знаю, Джин, — Чарльз убрал прядь волос с ее лба. — Не думаю, что всегда есть причина. Но я знаю, что это было грустно и страшно — и для них, и для тебя.
— Но почему? — ее голос дрожал, и Эрик задумался о том, что она видела в момент их смерти. Это был ужас, которого даже он в своей нелегкой жизни не испытывал.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное