Чудо (ЛП)

— Подожди, ты принимала их? — Рейвен вспыхнула. Ее изменчивое лицо выглядело более девчачьим, чем полагалось для кого-то настолько беременного. — Витамины для беременных?

— У меня маленький сын, — тихо сказала Мойра. — Его зовут Кевин. Он… нездоров. Я навещаю его дома дважды в неделю.

— О, — Рейвен обхватила руками живот, и это был ее первый материнский, защитный жест, который Эрик увидел.

— Я принимала их, но все равно все полетело к чертям, — Мойра посмотрела на бутылку грустным взглядом, словно все еще хотела уладить все с помощью таблеток и понять, кто виноват. — Беременность — это лотерея, правда. У женщины, которая делает все правильно, может случиться выкидыш или родиться умственно отсталый ребенок. А женщина, которая курит, пьет и жрет хот-доги с Пепси, может родить здорового маленького ангелочка. Так что если случается какое-то дерьмо, не надо винить себя во всем. Но и если твой ребенок идеален — это тоже не награда от Бога. И все же не стоит испытывать судьбу, верно?

— Верно, — Рейвен взяла у Мойры бутылку с таблетками. Эрик начал понимать, что Чарльз в ней нашел.

— Между прочим, — сказала Мойра ему, выходя из кухни и обернувшись через плечо, — также вполне реально находиться с женщиной в одной комнате и не пялиться на ее задницу, — но она смеялась.

Когда Мойра ушла, и ее кислотно-зеленый Фольксваген Жук зашуршал по длинной подъездной дорожке особняка, Эрик сделал им с Рейвен чай. Она всегда любила «Эрл Грей» с молоком. Он предпочитал лимон.

Может, это были последствия пережитой им смертельной опасности, но Эрик больше не видел смысла в светских беседах.

— Рейвен, кто отец?

Рейвен не стала протестовать, не стала уходить от ответа. Он понял, что она ждала, когда кто-то из них настоит на том, чтобы узнать — как доказательство того, что им не все равно.

— Я никогда не знала его настоящего имени. Знаю его только как Азазеля.

— Что?

— Азазель. Знаешь, в нашей группе у всех были кодовые имена. Выбранные имена. Они должны были отражать нашу внутреннюю сущность, — Рейвен иронично улыбнулась — Я была Мистик.

— Эффектно.

— Именно то, что имеет значение, когда грядет революция, — она сделала глоток чая. Они сидели за столом так непринужденно, как это бывало раньше — до того, как Чарльз уехал на войну. — Слушая мои шутки, кажется, что это все больше не имеет значения. Это не так. Но слишком многое кажется странным, когда ты не участвуешь во всем этом. Когда я была с Азазелем, в этом не было ничего странного. Он не был парнем на одну ночь. Мы жили вместе несколько месяцев. Я… Я не люблю его, но могла бы полюбить. Ты меня понимаешь? — Эрик кивнул. — Он попал на видео во время одного из первых ограблений. Пришлось залечь на дно. Так что он даже не знает об этом. Если бы знал… я не хочу сказать, что мы бы поженились и стали вести тихую буржуазную жизнь где-то в пригороде, но он бы позаботился обо мне.

— Ты хочешь попытаться найти его?

На мгновение в ее глазах вспыхнула такая отчаянная тоска, что Эрик был поражен. Но Рейвен сказала:

— Нет. Ему лучше продолжать прятаться, чтобы защитить себя. Мне лучше продолжать прятаться, чтобы защитить себя. Если нам суждено найти друг друга снова, мы это сделаем.

Суждено найти друг друга: это была одна из тех фраз, которые Эрик всегда считал сентиментальными до нелепости. Но в мире, в котором мог существовать Бог — нет, в котором существовал Бог, было место даже для судьбы.

— А ребенок?

Рейвен долго молчала, прежде чем ответить:

— Знаешь, я записалась на прием в клинику. Чтобы сделать аборт, — она держала свою чашку двумя руками, поглаживая ручку большим пальцем. — Все время, которое я провела в комнате ожидания, я слышала в голове голос Чарльза, который называл меня убийцей.

— Он бы никогда не сказал такого.

— Нет. На самом деле это говорила моя собственная католическая совесть. Но она всегда говорит голосом Чарльза.

— Могу в это поверить, — Эрик рассмеялся.

— В общем, когда назвали мое имя, я встала и просто ушла оттуда. Спустя несколько дней я поняла, что поступила глупо. Я собиралась записаться заново и на этот раз пойти до конца, но тогда ФБР прижало нас, пришлось пуститься в бега, и у меня больше не было шанса, пока не стало слишком поздно.

Эрик кивнул и ничего не сказал.

Рейвен посмотрела вниз, на свой выпуклый живот так, словно он вмешался в разговор.

— Я бы не хотела растить ребенка сейчас, даже если бы могла делать это с ФБР на хвосте, а я не могу. Но теперь, приводя кого-то в этот мир, я чувствую еще большую ответственность за то, чтобы сделать его лучше. Я не могу просто остановиться. Просто… менять подгузники, петь песни и делать вид, что все в порядке, — Эрик одновременно полностью понимал эту точку зрения и полностью ее отвергал. Он продолжал молчать. — Но отказаться от ребенка, никогда не увидеть его снова, ни разу в жизни, даже не знать его имени — мысль об этом вызывает у меня тошноту. Так что я не знаю, как поступить правильно. Может быть, в этой ситуации невозможно поступить правильно.