Чудо (ЛП)

— Периодическая головная боль — небольшая цена, если это позволяет тебе чувствовать себя в безопасности. Чувствовать, что я уважаю твои границы.

Эрик наклонился и мягко поцеловал Чарльза.

— Я чувствую себя в безопасности рядом с тобой. Но, будучи ограниченным, ты не чувствуешь себя в безопасности рядом со мной, разве нет?

— Нет. Просто я… задумывался.

— О чем?

— О том, что ты пытался спрятать от меня, — Чарльз вздрогнул. — Глупые мысли, в основном. Я думал о том, не считаешь ли ты меня обузой.

— Обузой? — это было какой-то ерундой.

— В каком-то смысле я постарел раньше своих лет. Хожу с палкой. Слишком быстро устаю. Не могу заниматься любовью так, как мы делали это раньше. И мои шрамы. Даже мои волосы.

Видимо, для Чарльза его быстрая потеря волос была более заметной, чем для Эрика.

— Да к черту твои волосы, — грубо сказал Эрик и снова поцеловал его. — Если ты переживаешь из-за чего-то настолько глупого, то это еще более серьезная причина, чтобы не запирать тебя внутри собственных мыслей.

— Но то, что ты говорил по поводу честности — что она имеет значение, когда ты сам даешь ее мне, а не когда я забираю ее у тебя. Эрик, когда ты только сказал это, я понял, что это правда. Я сдерживал себя не только потому, что ты меня об этом попросил. Но и потому, что считал это правильным.

— Так и было, когда я просил тебя об этом. Теперь все по-другому, — он взял руки Чарльза в свои. — Чего стоит моя честность, если я даю ее тебе только на своих условиях? Я даю ее тебе полностью, Чарльз. Будь собой. Давай.

На этот раз Чарльз поцеловал его и потянул на кровать. Хотя Эрик чувствовал себя абсолютно измотанным, если Чарльз хочет попробовать…

— Нет, не это, — Чарльз накрыл их обоих одеялом. — Вот это. Думаю, именно к этому я стремился.

— Что?

Чарльз медленно коснулся его лба своим, закрыл глаза, а затем…

… Эрик резко вдохнул, когда почувствовал Чарльза — не тело, но его самого внутри своего разума. Любовь Чарльза горела — не как пламя, но как печь, согревая его изнутри ровным теплом. Она освещала каждый момент, который они провели вместе, как если бы Эрик заново пережил их все. Сила этой любви поразила его и заставила почувствовать смирение. Разве он заслуживает ее?

«Теперь ты знаешь, какой вопрос я задаю себе каждый раз, когда чувствую твою любовь ко мне», — подумал Чарльз в его голове.

Они одновременно рассмеялись от удивления, и не было нужды спрашивать, кому принадлежал смех, а кому удивление, потому что все принадлежало им обоим.

***

Мойра предложила с самого начала кормить Курта из бутылочки, чтобы сразу приучить к этому его и привыкнуть самим. Рейвен будет достаточно тяжело какое-то время, пока не закончится молоко, но, по мнению Мойры, так будет лучше. Так что за ту ночь они несколько раз спускались с ним на первый этаж и даже начали обсуждать возможность перенести спальню вниз, чтобы быть ближе к кухне.

Но Рейвен все же улучила момент. К тому времени, когда Джин вбежала в ее комнату, чтобы сказать доброе утро, ее уже не было. Не было ни одежды, ни пачки наличных, которые Чарльз и Эрик собрали для нее, снимая со счета небольшими партиями, чтобы не вызвать подозрений. Когда Курт снова уснул, и у них появилось время подумать, Эрик зашел в ее комнату в поисках каких-нибудь подсказок того, куда она могла уехать. В одном из выдвижных ящиков он нашел шарф с бахромой, который она повязала вокруг головы в ту первую ночь. Это было все, что она оставила после себя — это и записку, завернутую в ткань шарфа.

«Монреаль, это Рождество, — писала Рейвен. — Чарльз будет знать конкретное место. Мы заберем вас оттуда».

Если бы Эрик мог винить себя в этом, то у него осталась хотя бы иллюзия, что все могло сложиться иначе.

«Удачи, Рейвен», — подумал он. Боль от расставания была такой знакомой.

— Я верю в нее, — сказал Чарльз, отвечая на невысказанные мысли Эрика, когда они спускались вниз на лифте. — Рейвен всегда оправдывала мою веру в нее. Так будет и сейчас.

— Всегда веришь, — сказал Эрик.

— Всегда сомневаешься.

— Может быть, не всегда, — двери открылись, Эрик предложил Чарльзу руку. — Теперь я уже не так уверен в том, что там… ничего нет.

— Правда?

— Вселенная огромна. Печально было бы думать, что человечество — самая разумная ее часть. Даже если я не могу верить в Бога так, как ты, если я не увидел в этом смысла даже тогда, когда пытался поверить — ничего. Кто знает, что возможно?

— От атеиста к агностику, — Чарльз кивнул и добавил дразнящим тоном: — Прошло всего восемь лет, а ты уже продвинулся так далеко. И у нас еще вся жизнь впереди.

— Ты хочешь этого для меня. Чтобы я поверил, — Эрик провел большим пальцем по щеке Чарльза.

— Конечно, хочу.

— Но ты никогда не пытался обратить меня. Даже когда я был наиболее готов к этому. Ни разу.