Чудо на Гудзоне

«Мне удалось вычеркнуть тот вечер из своих мыслей и продолжать жить дальше, – рассказывал Барт, – но эпизоды вашей посадки в прошлом месяце и сходство обстоятельств – US Airways, Ла-Гуардия, вода – заставили эти воспоминания нахлынуть вновь стремительным потоком». Он писал, что, когда увидел наш экипаж по ТВ, ему казалось, что мы воплощали в себе все то, на что надеются пассажиры, садясь в самолет: попасть в руки настоящих профессионалов, «хладнокровных, талантливых и прежде всего владеющих ситуацией, какими бы ужасными ни были обстоятельства». Он писал, что хочет сказать «спасибо» «от лица миллионов людей, которые доверяют свои жизни вам и вашим собратьям-пилотам каждый год».

Он поднялся на борт самолета, летевшего из Ла-Гуардии в Кливленд, на следующее же утро после той катастрофы 1992 года. «Обугленные останки рейса 405 отчетливо виднелись в заливе Флашинг, когда мой самолет рулил мимо, но оставался в то утро спокойным, зная, что самолетом управляет умелый профессионал и вскоре я вернусь домой».

Мы, пилоты, порой чувствуем, что пассажиры не осознают нашего присутствия. Они просто проходят мимо кабины, не обращая на нее внимания, и сосредоточенно ищут место для своих вещей на верхних багажных полках. Но после рейса 1549 я получаю письма и от таких людей, как Карен Кайзер Кларк и Барт Саймон, и испытываю глубокое смирение, размышляя о вере и доверии, которыми они и другие подобные им наделяют нас.

Тереза Хансикер, руководитель центра дневного пребывания детей в Луизиане, узнала о рейсе 1549, когда смотрела новости на канале Fox. Сорокатрехлетняя мать девятилетней дочери, она увидела меня в программе «60 минут», и ей показалось правильным написать о том, как на нее подействовало мое интервью.

«Меня зовут Тереза Хансикер, – так начиналось ее письмо, – и я – дочь Ричарда Хейлена, который был одним из пилотов рейса 592 компании ValuJet. Самолет упал во Флориде, в парке Эверглейдс, 11 мая 1996 года со ста десятью людьми на борту».

Рейс 592 вылетел из международного аэропорта Майами и направлялся в Атланту. Самолетом управляла капитан Кэндалин Кьюбек. Примерно через шесть минут полета она и второй пилот Хейзен сообщили о пожаре на борту и задымлении в кабине пилотов. На записи бортового самописца слышно, как женский голос выкрикивает из салона: «Пожар, пожар, пожар, пожар!»

Второй пилот Хейзен радировал диспетчеру, запрашивая разрешение вернуться в аэропорт. Спустя пару минут, летя со скоростью 500 миль в час (около 805 км в час), самолет разбился в Эверглейдсе и разрушился при столкновении с землей.

Расследование установило, что в грузовом отсеке самолета находились установки для получения жидкого кислорода, которые, вероятно, спровоцировали или распространили пожар. Эти установки были декларированы как «пустые» и не имели защитных транспортировочных колпаков, что могло бы предотвратить пожар. По итогам крушения рейса 592 в грузовых отсеках ныне размещаются детекторы возгорания и системы пожаротушения, а в правила перевозки опасных материалов были внесены изменения.

В своем письме ко мне Тереза рассказывала, что плакала, когда смотрела в новостях репортажи о рейсе 1549. Это навеяло сожаления, что у рейса, которым летел ее отец, не было такого же позитивного исхода – благополучной посадки на воду. Как бы ей хотелось, чтобы он и другие сто девять человек в самолете DC-9–32 сумели тогда выбраться на крылья лайнера или на надувные трапы-плоты в водах реки Эверглейдс!

«Я много лет мысленно возвращалась к последним минутам моего отца, – писала Тереза. – Мне казалось, что он был полон страха и сожалел, что больше никогда не увидит свою семью. Мысль о том, что он умирал, пронизанный паникой и печалью, подавляла меня».

Грег Фейт, ведущий следователь Национального совета по безопасности на транспорте США, говорил ей, что ее отец наверняка был сосредоточен на попытках приземлить самолет. Его слова несколько утешили ее. Но в последующие тринадцать лет она так и не смогла до конца принять их, потому что этот человек никогда не находился в кабине самолета в критической ситуации, когда настигала большая беда. Откуда ему было знать, о чем действительно думал пилот в столь ужасный момент?

Вот почему мое интервью в «60 минутах» стало таким значимым для Терезы. Она услышала, как я объяснял, что у меня не было ни одной посторонней мысли после того, как мы лишились двигателей над Нью-Йорком. Мой разум ни разу не отклонился в сторону. Я думал только о том, как нам с Джеффом доставить рейс 1549 в безопасное место. Мои слова стали для нее своего рода откровением.

«Когда я услышала, как вы говорите о предельной сосредоточенности и работе, которую предстояло сделать… это вернуло мне душевный покой, потому что вы – человек, который пережил это, – писала она. – Теперь я знаю, что Грег был прав. Мой отец покинул этот мир не в состоянии глубокой печали. Он просто старался делать свою работу. Мне слов не хватит, чтобы как следует поблагодарить вас, капитан Салленбергер. Для меня услышать вашу историю было истинным спасением».