Ну конечно, а он-то на что надеялся? Что «конопатый Ванечка», предмет насмешек воспитанника, совсем, ни капли не запомнился R.? Тот, как и многие из прислуги, стеснялся и сторонился любимчиков графа, с К. обменялся за несколько лет в Совином доме дай бог дюжиной фраз, но не могла же его настолько подводить память. С тех пор, конечно, многое изменилось: К. стал шире в плечах, а лицо его, наоборот, похудело, щеки даже впали. Он весь как-то потускнел, ходил и держался более основательно, голос охрип, из речи пропала беглость. И все же наблюдательную личность такое с толку не собьет. Самого К. вовсе не обманули перемены в R., хотя были они куда значительнее. А выяснение обстоятельств… за ним дело, вероятно, не стало: Оса личность официально не рассекречивал, но иные из первых его полицейских начальников правду знали; связаться с ними труда не составляло. Что R. в ту минуту ощутил? О чем подумал? И насколько давно ему все открылось? Как жестоко… Возможно ведь, все выяснилось, как раз когда К. победил своего второго волка и окончательно понял: прощения ему нет.
R. прошел назад к красному углу и вернул ножи в вазу. Опять застыл перед иконами, но больше не крестился, не говорил — просто стоял. Потом наклонился. Коснулся лбом иконы Богоматери, точно прося благословляющего или успокаивающего поцелуя. Смотреть на все это было невыносимо. К. зажмурился. Колени задрожали.
— Иван Фомич, Иван Фомич! — Призрак еще подергал его за локоть, потом, развернув к себе, тряхнул за плечи. — Ну что с вами такое, что вы себе выдумали?.. — Голос звучал все более нервно. — Это нам не вовремя, это вы рискуете, вы…
— Он знает, кто я, — все-таки прошептал К. вслух, не сводя глаз со спины R. — Знает, просто скрывает. Как я скрывал…
И все еще не мстит.
— Да с чего вы решили? — искренне, казалось, удивился призрак, стрельнул глазами в пол и, убедившись, что К. по-прежнему на паркете, закудахтал пуще прежнего: — Тише, тише, успокойтесь!
— Я спокоен… — пробормотал К. В этой оглушительной пустоте ему так и чудилось. Сил впадать в отчаяние ведь не осталось. — Более чем…
— Нет, вы не понимаете, вы же мне все рушите, вы
— Он ненавидит меня! — К. едва слышал, все хуже понимал, отчего призрак так суетится, да было и без разницы. Дернулся: — Это в мои инициалы он бросает ножи, он…
— Да если и так, скажите еще, что вы не заслужили! — оборвали его. — Что вы не искали подтверждения своим грязным глупостям, что вы ему в первый же день службы в ножки упали! — Призрак сощурился, опять легонько его тряхнул. Тревога во взгляде сменилась все той же желчью. — Но вообще-то, — он даже скривился, — я имен не слышал. Вы не единственный гордый владелец буковки «К» в вензеле, не драматизируйте!
Он не понимал. Или издевался. Второе было больше похоже на правду.
— Заслужил, — горячо шепнул К. Именно это слово отрезвило его не хуже оплеухи, заставило сбросить оцепенение и поднять глаза. — Вы правы, заслужил, но меня другое потрясает. Господи, чего стоит ему держаться, каждый день быть на грани убийства?
— Иван Фомич, это…
Но было без разницы, чем он ужалит, было без разницы все. Лицо горело.
— Как мне теперь…
Он осекся: R. опять вдруг обернулся и впился взглядом в их фигуры. Вдобавок на этот раз он, кажется, прислушивался. Призрак, охнув, приложил пухлый палец к губам:
— Уходим, любезный мой, а то как бы не было все же проблем. Да и дел полно…
— Кто здесь? — спросил R. и опять медленно потянулся к ножам. — Кто?!
К. подскочил, услышав в голосе знакомый предостерегающий рокот. «Поймаю…» Клинки залязгали хищно в своем гнезде, просясь на волю.
— Доигрались! — всплеснул руками призрак, а в следующую секунду судорожно сдавил окровавленную ладонь К., прошил ее зудом и жаром. — Быстрее, быстрее, будем, значит, по-гоголевски!..
— Кто здесь?! — рявкнул R. громче, прищурился и в несколько секунд оказался с ножом на середине комнаты. Шарахнувшись от него, К. едва не упал навзничь. — Покажитесь! — Он принялся всматриваться в углы, тень его заплясала волком.
— Рождество, Рождество-о! — козлиным голосом пропел призрак, щелкнул пальцами, и над хвойным букетом снова весело заплясали желтые светляки, сразу дюжина.
R. отвлекся, уставился на ветки, а призрак в ту же секунду взмыл в воздух пушечным ядром.
Он стремительно, совершенно не разбирая дороги, пролетел к окну, поленился распахнуть его дуновением — и просто потащил К. сквозь заиндевелое стекло. Оно зазвенело; К. почувствовал давящее сопротивление, но, к счастью, окно выпустило его и даже не разбилось, лишь долго еще дребезжало, ругаясь незваным гостям вслед. Поднимаясь в темное небо, все выше увлекаемый мерцающим спутником, К. никак не мог прогнать этот дребезг из ушей. Но постепенно его сменили стук собственного сердца, шелест метели, веселый лязг металла и премерзкое хихиканье: призрак явно был доволен случайной каверзой.