Чудо в перьях

– Один будешь просить. У тебя лицо такое, что тебе подавать будут. И фигура мятая, как вроде ты недавно после аварии на машине, – сказала Марьянова. И Митрий ушел искать вход в метро.

– Мы с мужиками наймёмся вагоны разгружать на тупиковой станции «Москва – товарная», – уверенно доложил Маргарите Блаженный. – Там за пару дней тысчонку срубить можно. Я в Зарайске раньше на разгрузке по семьсот за неделю сшибал. А тут, бляха, Москва. Да нас трое. А вот тебе куда податься на заработки?

– А я, мужики, рвану на пивзавод. Узнаю в магазине на этикетке адреса и поеду. Продам им свой фирменный рецепт. Такого пива никто не делает. Мы в Чехословакии за него первый приз взяли. Возьмут рецепт тысячи за две. Ещё и себе останется! – не сомневалась Маргарита.

После чего они, побитые и радостью, и печалью, пошли в гостиницу и без ужина забылись сначала в раздумьях тяжких, а потом в таких же снах.

Два дня подряд Митрий Чувашев сидел на первой ступеньке храма Илии Пророка в Обыденском переулке. А ведь январь окружал церковь. Все сборщики подаяния «Бога ради» были хорошо подготовлены. На женщинах шали вязаные хранили от холода головы, драповые пальто и тёплые сапоги – всё остальное. Мужики одну шапку имели на голове, а вторая, которая уже износилась, лежала у ног. Для денежной милостыни. Некоторые дядьки постарше нацепили полушубки и валенки. А молодые сидели в толстых фуфайках, ватных штанах и армейских ботинках с внутренним начёсом. Все, естественно, подогревались кто водочкой, кто двадцатиградусной наливкой.

У Митрия второй шапки не имелось, пальто Зарайское полушерстяное почти не грело, а в лаковых туфлях отсутствовали начёс и тёплые носки. Видимо, он своим синим лицом, негнущимися пальцами и очень естественным страдальческим видом давил из прихожан самую сильную жалость. В шапку ему ссыпали не медяки, а серебренные монетки, да и бумажные купюры тоже. На второй день через пять часов непрерывного излучения Чувашевым ни с чем не сравнимой убогости и почти предсмертного взгляда в небо, где Господь подсчитывал его доход, Митрий взмолился из последних сил

– Боже праведный, не лишай меня милости своей! Пусть подают мне не только верующие, но и все прохожие! А то я сдохну тут не пойми за что!

После чего ещё через пару часов все проходящие накидали ему полную шапку монет и бумажек. Зря КПСС полаялась с Богом. Тоже просила бы у него постоянно милости и благоденствия. А он же никому не отказывает. Вот бы и жили уже как американцы. Тут подошел к нему один из нищих. Здоровенный бугай, чуть, может, поменьше габаритами, чем Блаженный Андрей.

– Ты, поц, давай хиляй отсюда мухой! Два дня уже нам работу портачишь. Мы профессионалы. Считай, родились на паперти и помрём на ней. Мы нищие по призванию. А ты, стервец, за два дня у нас рублей пятьсот себе переманил. Пошел рысцой отсюда, пока я тебя инвалидом не сделал. Руки вырву нахрен!

Митрий шустро напялил на заледеневший волос шапку, полную денег, и как-то сумел оттолкнуться от земли да пролететь под рукой мужика.

– Во, мля, повезло! – удивился он своим силам, которые наверняка Господь и дал на время. Иначе просиди при двадцати двух градусах с минусом два дня по пять часов в модных тонких брюках, лаковых туфлях и с голой, седеющей головой, на которой волоса осталось только для приличия. Вроде как почти не лысый. – Но посидел я удачно. Возле музея революции столько бы не дали. Ну, а и дали бы, то не денег, а года три колонии за осквернение святыни.

Он зашел в какой-то глухой двор на Остоженке, сел на скамеечку возле подъезда и пересчитал вчерашние деньги совместно с недавно взятыми у доброго народа, жалеющего пошедших по миру с шапкой за милостыней.

Мелочь он разложил по нашитым снаружи карманам. А бумажные растолкал по пяти внутренним на пиджаке и в три брючных. Вышло ровно три его зарплаты мясника. Чистых, то есть, денег. Не уворованных у сдатчиков мяса.

Пятьсот сорок рублей и семьдесят две копейки бог послал из рук добрых людей.

– Что хорошо, можно вообще не двигаться. Даже рот не открывать и не креститься вроде профессиональных нищих. Кинь шапку и чувствуй себя как на рыбалке. Клюнет большая рыба или наловишь маленькой, но очень много. Какая разница для повышения благосостояния? Жаль, что зима и город чужой. – Размышлял на бегу к метро Митрий Чувашев.

– Брошу к едреней Фене мясо рубить, пятикилограммовым топором кажен день махать, да сяду в Зарайске к церкви. Одёжки у меня на все сезоны полно. В городе родном, хоть и маленьком, народ живёт ой как небедно. Столько заводов в войну сюда перевезли, да так и оставили. А и стыдного нет ничего, могу отметить. Я ж не ворую как на базаре. Тымздить у хозяев считается стыдным. Редко, правда. Когда совесть проснётся на часок. А возле церкви ты просишь всего- то ничего. Кто сколько в силах отсыпать. Доброту в народе будишь. Иметь добрый и сильный народ – мечта начальников строителей коммунизма.