Чудо в перьях

Посидели так ещё пару часиков, помечтали, да спать пошли с хорошим настроением.

– Вы куда пропадали? – председатель литобъединения Панович взволновался явлению ведущих своих писателей ему и народу так удивлёно, будто вся его зарплата с понедельника самовольно ушла из кошелька, а в субботу, уже нежданная, чудесным образом вернулась вся целиком в тех же купюрах.

– Так это вы забыли! – воскликнула Марьянова. – В Москву к профессору Фишману Моисею Ароновичу нас кто отсылал? Чтобы через него пробить всем нашим выходы на лучшие издательства страны!

– О! – хлопнул себя по лбу председатель. – С такой дряблой памятью доцентом мехмата ещё можно потянуть, конечно, лет десять. На лекциях и семинарах допустимо годами повторять случайный набор случайных слов и все, включая меня, будут держать умный вид и с удовольствием делать лицо сверхчеловека, до которого с первого раза дошло – что это такое-сякое есть легко постижимая дифференциальная геометрия, математический анализ, дифференциальные уравнения, сопротивление материалов и основы механики, теория функций комплексного переменного анализа и теоретическая механика.

Даже анекдоты можно вставлять промеж любого набора как бы «учёных» слов. И не заметит никто. Потому как на лекции по сопромату почти все студенты впадают в глубокий транс. Только йоги так умеют и шаманы. В это время ты вроде есть и вроде бы тебя в тоже время-то и нет. Ты везде и нигде. Ты уже глубоко познал суть, но не врубился, какую именно. Вот что значит серьёзная наука!

– Значит, вы помните зачем мы мотались в Москву? – Гоша Кукин ни черта не понял из вышеизложенного, но самый конец краткой насыщенной речи угадал или нутром почувствовал.

– Поздравляю! – обнял всех по очереди Панович. – Фишман мне звонил вчера. Книги ваши с рецензиями мэтров одобрены в «Прогрессе» и через три месяца будут во всех магазинах страны. В книжных, скорее всего. Ну, и предложил произведения других достойных авторов привозить. Вы, как уже понявшие смысл и технологию общения с нашим покровителем и будете отвозить книжки других авторов и новые свои. Большое дело сделали, товарищи. Вывели наше скромное объединение на высшую орбиту. Ура!

Звонкие как оплеухи аплодисменты длились так долго, будто какой-то очень народный артист не выходил спеть на «бис», а народ решил, что он скромничает, смущается. И потому твёрдо настроился овациями его добить и выманить.

– Про отделение Союза писателей в Зарайске ни слова, – шепнула на ухо Марьянова Андрюше. – Передай Скороплюеву, а он пусть Митрию и Гоше нашепчет. Рано ещё десерт подавать Пановичу. Руководить нашим местным Союзом я ведь буду. Но председателя нашего, пока действительного, не надо раньше времени приближать к инфаркту или к ненависти. Он же меня в подсознании проклянёт и погибели моей пожелает. Люди ведь от него все к нам перебегут.

– Рита! Мы как сжатые пять пальцев – большой кулак. Я, ты, Вася, Митя и Гоша! И мы, никто другой, вытащим Зарайскую литературу из ямы на гору Олимп. Ну, разместимся пониже богов, конечно. А всё равно рядом с ними будем перьями чудеса творить! – ухнул себя Блаженный, как кувалдой, кулачищем своим пудовым по груди, какую имел, похоже, один Илья Муромец.

И поползли, как больные всеми болезнями черепахи, дни зимние. Холодные, снежные, злые, потрёпанные и обессиленные ветрами, а потому никак не ускоряющиеся от нестерпимой жажды победной весны уже почти готовыми писателями всесоюзного масштаба, достойными всенародного почитания и, вполне вероятно – любви.

Глава седьмая

Творческий человек – самый несчастный. Особенно, если ему не повезло жестоко и он оказался натурально талантливым. Бесталанный и не творческий, чтобы никто в него не плевал и не кидал камни, должен просто не косячить и делать всё по инструкции, чертежу, схеме или плану. Вкалываешь токарем – точи, как чертёж указывает, не своевольничай. Болты делаешь, так сверяйся потом с гайкой. Накручивается на неё твой болт – на тебе премию квартальную, а то и годовую плюс портрет на Доску почёта.

Положено триста двадцать шесть болтов настрогать в смену – не обижай плановиков. Из штанов выскочи, а наверти их, сколько надо цеху, заводу и в финале – всей стране. Тогда ты – мастер и к твоему станку пару раз в неделю водят из школ пионеров, чтобы они вгляделись в твой ударный труд, чтобы почитали в почётных грамотах, наклеенных на фанеру возле станка, про то, какой ты ценный для Родины экземпляр, да потом все после семилетки двинули в ПТУ и тем самым увеличивали бы число точильщиков болтов в десятки раз.