В доме молодцеватого мастера Клунча в это время царил не столь строгий, как обычно, порядок. Хозяин ходил, опустив глаза долу, и, казалось, пребывал в задумчивости.
— Старик заболел, — сказал ученик Пауль.
— Заболел?
— У него сифилис.
— Тогда, надо надеяться, он скоро сляжет и пропотеет как следует.
— Пропотеть — это ему не поможет. Это болезнь гнилой души. У него душа провоняла. И он всю пекарню этой вонью отравит.
Станислаус испугался. Неужели то несчастье, которого он пожелал мастеру тогда, в укрытии, теперь сбылось? Да, в таком случае оно запоздало, слишком запоздало, поскольку Станислаус был не из тех людей, что долго помнят зло. Он всегда, несмотря на свои думы о Марлен, старался быть добрым ко всем. Таким образом, он, сам того не замечая, сделался любимцем хозяйки. Как-то она пришла из кафе в веселом настроении. И он попался ей навстречу.
— Эй, малыш, ты Вилли?
— Так точно, госпожа хозяйка, я Станислаус.
— А у тебя красивые глаза! — И хозяйка вышла из кухни, оставив после себя аромат тысяч фиалок.
— Теперь она будет тебя соблазнять, — предостерегла его Людмила. — Я слышала, что она совратила восемнадцатилетнего сына одного торговца.
— А мне только шестнадцать с половиной, — отвечал Станислаус.
— Попомни мои слова, она способна совратить и архангела. — Людмила протерла стекла своих очков.
Вечером Станислаус разглядывал свои глаза в карманном зеркальце. Чем плохо иметь красивые глаза? Пусть они будут синими и блестящими — для Марлен.
В другой раз хозяйка заявилась в подвал и, прищурившись, наблюдала, как Станислаус колол дрова.
— Передохни немного и поговори со мной, Станислаус. — Хозяйка вытащила полплитки шоколада из кармана белого халата, в котором она торговала в лавке. Станислаус покраснел и сунул шоколад за нагрудник фартука. Выходит, совращение уже началось?
— Дай-ка я твои мускулы пощупаю, — попросила хозяйка, и при этом ее глаза сверкали, как у разыгравшейся кошки. Станислаус напряг мускулы на руках. Никто не мог бы его обвинить в том, что под рубашкой у него просто мягкие клубки шерсти. — О! — Хозяйка постучала указательным пальцем с длинным ногтем по предплечью Станислауса. — А ты в состоянии на гребной лодке переправиться через реку?
Станислаус кивнул. Значит, его будут совращать у реки?
— В любой час? — спросила булочница.
— Что?
— Я хочу спросить, можешь ли ты ночью грести?
— Так точно!
— Ты не пожалеешь! — Хозяйка кивнула. Глаза ее сверкали. Она ушла.
В душу Станислауса закралось юношеское любопытство. Он хотел увидеть, как происходит совращение. Если дело обернется плохо, он сможет позвать на помощь или просто опрокинуть лодку, подумаешь!
…Никакого сифилиса у мастера Клунча не было, но в душе его образовалась незаживающая рана: можно было считать доказанным, что его жена встречается с господином майором не только в своем кафе, на боевых вечерах
Что делать? Будучи рекрутом, мастер Клунч служил одно время в офицерском казино. И знал, что господа офицеры страшно негодуют, если их в присутствии дамы уличают даже в мельчайшей ошибке.