– Гора Кремянец возвышается над излучиной реки, над городом, над садами. Стоит поехать в Изюм, чтобы постоять на этой горе… Но еще более прекрасный вид открывается с вершины белого мелового утеса, где расположился, как дивное Божье гнездо, Святогорский монастырь… Эвакуируясь из Харькова вместе с Добровольческой армией, владыка Иоанн, тогда Михаил Максимович, конечно, не мог миновать свою Адамовку Михаил,
– Тем интересней, если это нигде не описано, – сказал Алексей Иванович. – Рассказывайте.
– Хорошо, – Людмила Михайловна видела, что не только Алексей Иванович, но и все приготовились ее слушать. – Представьте: вот идут остатки разбитого войска, с ними беженцы из Харькова, из соседних сел… И между ними – юноша Михаил, который только и ждет, когда покажутся меловые горы, а на них – монастырь.
Остатки Белого войска спешно отступали к югу. По дороге, шедшей понад берегом, лошади тащили несколько пушек. Ездовые, устав их погонять, раздраженно смотрели, как казаки, скакавшие верхами, обгоняли повозки. Лес подступал близко к берегу, и пешим воинам, еще недавно верившим, что будет существовать «единая и неделимая Украйна», приходилось идти узким строем, который вытянулся, как длинная серо-зеленая змея. Гимнастерки, а кое у кого и кителя, грязные от копоти после боя, теперь еще покрылись на спинах пятнами пота.
За остатками войска шло беспорядочной толпой гражданское население. Кто ехал на бричках, кто на телегах, но большая часть шла пешком, неся узлы с пожитками, какие удалось захватить с собой при бегстве.
Вся эта масса людей двигалась по левому берегу Северского Донца, и там, где река делала поворот и лес значительно отступал от берега, полого спускаясь к воде, ездовые остановились, чтобы напоить лошадей.
Лошади зашли в воду и жадно пили, а люди смотрели на правый берег, где белела отвесная скала, на которой, поднимаясь вверх, высились куполки и купола часовен и церквей Святогорского монастыря.
Входы в пещерные церкви и кельи походили на гнезда, черными точками отмеченные по белому отвесному склону. Взору открывался величавый Успенский собор, стоящий на ровной площадке склона, а вершину горы венчал храм святителя Николая Чудотворца.
Все ездовые и те, кто остановился немного отдохнуть, сняв шапки, фуражки, папахи, обратившись лицом к Белогорью, крестились. Некоторые бабы опустились на колени и клали земные поклоны.
– Ах, кабы зайти и помолиться, – сказала одна из женщин с худым измученным лицом.
– Перекреститься и то некогда, родная, – вздохнул пожилой ездовой. – Одна надежа на монахов – они и за нас, окаянных, помолятся.
– Если их красные, али петлюровцы, али еще какие бандиты не расстреляют, – казак зачерпнул во фляжку воды из реки. – В Харькове, сам видел, из собора священника пожилого выволокли и тут же расстреляли. Он комиссаров этих из храма гнал и анафеме предавал.
– Да, от них пощады не жди. Как бы они и нас не догнали.
Этот разговор слышал молодой человек невысокого роста в приличном сером костюме. Под пиджаком виднелся отложной белый воротник поверх свитера. В левой руке юноша держал кепку, а правой, присев на корточки, поплескал на лицо осенней студеной водицы.
После, отершись платком, встал на колени лицом к монастырю и стал молиться.
– Вишь, – сказал бабе ездовой, показывая кивком на молодого человека, – коли захочешь, найдешь время для молитвы.
За молодым человеком наблюдал строгого вида человек в пиджаке, в шароварах, заправленных в сапоги, в фуражке с лакированным козырьком. Он тоже перекрестился и устало пошел к реке. Это был кучер Ефим, посланный, чтобы привезти Михаила домой, в Адамовку, а оттуда, уже всей семьей, ехать в Крым. Куда, Ефим не знал, потому что и хозяин Адамовки, судя по всему, тоже еще не решил.
Ефим подошел к реке и уже хотел набрать воды, как вдруг замер, увидев плывущие по воде странные предметы, похожие не то на рухнувшие деревья, не то на остатки каких-то лодок.
Серо-черный островок, вытянутый по воде, сносимый течением, приближался.
Люди, стоявшие на берегу, замерли, напряженно вглядываясь в плывущие по воде странные предметы.
– Господи, – придушенно сказал ездовой. – Да это ж люди.
– Верно, люди, – подтвердил казак и снял с головы кубанку. – Похоже, наши.
Трупы кучно плыли по Донцу лицом вниз, будто разглядывали что-то на дне реки. Намокшая одежда почему-то не давала им уйти под воду, а держала на плаву. По шинелям и фуражкам, папахам, можно было определить, что это казаки.
С берега разглядели, что плыли убитые на остатках плота, разбитого снарядами.
– Это их на переправе накрыло, – сказал усатый мрачный казак. – Могли бы и мы так вот плыть.
– Бог миловал, – сказал тот, что набирал воду во фляжку. Теперь он вылил воду обратно в реку.