Чудотворец наших времен

Место всей семье вахтенный отыскал в отсеке, где хранились матрацы и постельное белье. Кое-как устроились, приготовились спать сидя, прямо на матрацах, расстелив их на полу.

Михаил сказал, что хочет подышать свежим воздухом, и вышел на палубу.

Уже наступила ночь. Горели сигнальные огни, и пароход тяжело, но все же преодолевал морское пространство. Море действительно сейчас было Черным, а не Чермным, как оно называлось изначально. То есть не «красным», «прекрасным», а именно черным – почерневшим от людского горя.

Пароход тяжело преодолевал морское пространство. Черное море действительно сейчас было черным – почерневшим от людского горя

Михаил пристроился на корме парохода. Пространство кормы освещал тусклый фонарь, укрепленный над палубной переборкой.

Михаил разглядел женщину, съежившуюся в комок в углу кормы. Женщина тоненько скулила, всхлипывая. Над ней стоял мужчина в коротком пальто с поднятым воротником и в шапке-ушанке. Что-то безнадежное было в его согбенной спине, в наклоненной к женщине голове.

Как понял Михаил, из отдельных фраз, произносимых мужчиной и женщиной, при посадке их оттеснили от детей. Людской поток занес их на пароход, а дети остались на причале.

Несколько раз мужчина протягивал к женщине руку, пытаясь ее поднять. Но всякий раз она отшвыривала руку и продолжила тоненько скулить.

Пытались утихомирить женщину сидевшие и стоявшие на корме люди.

Но все бесполезно.

Михаил прошел к женщине, опустился перед ней, присев на корточки.

– Это, может, и хорошо, что детки ваши дома остались.

Женщина аж вздрогнула от слов Михаила. Глаза ее заблестели, как блестят у кошек в ночи.

– В Турции у всех нас ни знакомых, ни родных. Никто нас не ждет. Принять-то нас правители разрешили, но временно – гражданства не дадут. А это значит, что работать нам придется на самой черной работе, – и то если ее дадут. Вот и представьте, каково было бы вам смотреть, как детки от голода пухнут? Им ведь лет по восемь-десять, да?

Женщина перестала скулить, лишь всхлипывала.

– А в России кто-то все равно из сродственников у вас остался. Они и пойдут их искать. И найдут. А бабушка ваша и дедушка их обогреют. Они ведь сейчас молятся за ваших деток.

– Откуда… вам знать? – внятно сказала женщина.

– Так разве наши бабушки и дедушки не православные?! Таких нет. Как ваших деток звать?

– Коля, Вася. И Надя.

– Вот видите. У старшего, Коленьки вашего, небесный заступник – святитель Николай. Он, чудотворец, разве забудет вашего мальчика? Тем более что он старший и на его плечи теперь легли заботы о младших. У среднего вашего заступник небесный очень сильный – недаром его называют Великим. Он – защитник веры православной, ему тоже надо обязательно крепко молиться. Ну, а маленькая ваша – ясно, что красавица, любимица. Разве братья ее в обиду дадут? Да что вы, никогда! – повысил голос Михаил, прямо глядя на притихшую женщину. – Надежда – она средняя дочь святой матери Софии. У нее и две другие дочери – Вера, Любовь. Вы, конечно, помните, что на виду этой святой замучили и убили ее дочерей? Сердце ее терзалось сильнее, чем от железа раскаленного. Но она все вынесла, не отреклась от Христа, и Господь воздал ей по вере – она стала заступницей и покровительницей малых сих из века в век. Вот и вы должны быть на нее похожи – тем более ваших деток никто не пытает. Да, им нелегко. А кому сейчас легко? Спасение наше в одном: в молитве. Становитесь со мной рядом на колени. Давайте вместе помолимся. Вот сюда смотрим, за корму. Повторяйте за мной: во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Отче наш, Иже еси на небесех…

Голос у Михаила был негромкий, к тому же он заикался, говорил не совсем внятно. Но когда начинал молиться, голос менялся, втягивая в свое поле всех, кто находился рядом.

Сердца людей чувствовали, что молится этот юноша всем своим существом.

Странно: юноша еще не был священником, но почему-то всем казалось, что он именно священник, – да такой, за которым надо непременно идти.

На молитву встал и муж женщины.

Потом и те, кто стоял рядом.

Потом и другие, стоящие на корме парохода, – глядя на юношу без пальто, без шапки, с длинными волосами, как будто видящего и Бога, и Сына Его, и Святую Богородицу, и святителя Николая, и святителя Василия Великого, и святую матерь Софию, и детей ее, всех, к кому он обращал свои молитвы, – все встали на колени, все молились.

И еще не знал юноша Михаил, что ему предстоит быть не только спасителем вот этой женщины, стоящей рядом на коленях, не только вот этих людей, стоящих на молитве на корме парохода «Саратов», но молитвенником и спасителем всех двух миллионов русских людей, рассеянных по двадцати пяти странам, осужденных нести крест изгнания; предстоит стать пастырем и утешителем в