– Интересно, кто это ко мне пришел? Мои славные воины, защитники веры, или ученые мужи, сражающиеся стилами на папирусе? Я что, обидел кого-нибудь из местных или продал здесь кого-либо в рабство? Я и сам по молодости заглядывался на девиц из Гезера, мне ли вас не понять? Клянусь, что никого не обижу в этом городе, до тех пор, пока он не посягнет на нашу веру. Ну а вопросы крови будем решать так, как в Книге заповедано. По мне, так пусть примут обрезание, наденут тфилин и про пост не забывают. А после этого ждем их в нашем храме – места хватит.
Эта проникновенная речь сразу остудила страсти, а Публия заставила задуматься о том, кого же следует считать евреем. После этого, Иуда и Йонатан повернули свои войска и направились в Галаад, где доведенные до отчаяния евреи из последних сил отбивались от селевкидов в крепости Датема. Инженера Иуда оставил в Гезере и, помогая Сефи укреплять городские стены, тот неоднократно собирался отлучиться в Модиин, до которого был всего день пути, но что-то его все время останавливало. Наверное, это был просто постыдный страх, боязнь обнаружить, что его мечты – это всего лишь фантазии распаленного воображение, и что никто его там не ждет. Он понимал, что обязан объясниться с Шуламит, но малодушно оттягивал момент этого объяснения, все время клял себя за малодушие и постепенно становился противен самому себе, пока откладывать решение еще дальше стало невозможно. Наконец, он вышел в путь, сопровождаемый Сефи, который сам напросился в сопровождающие. Дорога до Модиина была хорошо утоптана и путники, выйдя утром по зимней прохладе, к полудню увидели цель своего пути далеко на холме.
– Кстати, Публий, а зачем мы туда идем? – спросил Сефи.
– Не знаю, зачем идешь ты, а я собираюсь наведаться к жене.
– Вот как? Так у тебя есть жена?
– Вроде бы…
– Ты что, не уверен в этом? – Сефи даже остановился и удивленно уставился на Публия.
Тот тоже остановился и сел на камень. Идти в Модиин ему расхотелось, точнее он безумно боялся и искал предлог, чтобы оттянуть встречу. Видя его колебания, Сефи достал из дорожной сумки хлеб, финики, вяленую козлятину и предложил перекусить. Когда они насытились, он пристально посмотрел на инженера и тихо сказал:
– Рассказывай, ты же хочешь рассказать…
Удивленный инженер вскочил на ноги, хотел было возмутиться, посмотрел в спокойные глаза хиллиарха и, не полностью отдавая себе отчет в том, что делает, рассказал ему про Шуламит почти все, опустив лишь подробности их первой встречи и их первой ночи. Закончив рассказ, Публий тут же пожалел о своей откровенности и с ужасом ждал первой фразы Сефи. Что это будет? Скабрезное замечание, выражение сочувствия или мудрый совет? Неважно! Сейчас он начнет говорить и мне захочется его тихо прирезать, чтобы он не сказал. Но то что он услышал не было ни тем, ни другим, ни третьим…
– Помнишь ту женщину, спутницу Иуды Маккаби, Диклу? – тихо сказал Сефи – Мы выросли с ней в соседних домах. Она всегда мне весело улыбалась, а у меня от этого замирало сердце… У тебя было так, что сердце пропускает удар? Наверно было… Вот я как раз об этом. Если сосчитать все удары сердца, которые я потерял, глядя на нее, то наверное получится небольшая жизнь. А она всего лишь улыбалась… Потом ее выдали замуж. Ты, наверное, спросишь, как же я? Но разве я, простой сын землепашца, мог пойти к ее отцу, знаменитому ученому. Впрочем, она могла бы и не послушаться отца, такой уж у нее характер. Вот только меня она не хотела, я был ей всего лишь другом, не более.
Он отвернулся и смотрел теперь куда-то вдаль, между недалеким Модиином, полями и стеной кедровника на горизонте. Надо бы ему что-то сказать, ободрить, подумал Публий, но тогда и ему захочется меня тихо прирезать. Нельзя тут ничего говорить, решил он, надо просто молча слушать. Сефи вздохнул и продолжил:
– Хотелось бы мне сказать, что ее муж был редкостной сволочью, но не скажу. Хотя и порядочным евреем он тоже не был, иначе не примкнул бы к эллинистам. Из-за этого Дикла от него и ушла, хорошо хоть детей у них не было. Она вернулась к отцу, а ко мне вернулась надежда. Ты же видишь, я отнюдь не урод, мне об этом говорили многие… женщины. Но оказалось, что ей не нужен красавец, у которого в голове даже меньше, чем в кошельке. То, что она искала, она нашла в Иуде, и я не удивился. Мне даже не было обидно, всего лишь горько. Ведь я готов отдать жизнь за любого из них. Ну, как тебе моя история?
Публий, не отвечая, поднялся и посмотрел на Сефи. Не знаю, сколько у него в кошельке, и сколько в голове, подумал он, а вот в сердце у него хватит на двоих. Теперь все было сказано, решение принято и он был благодарен Сефи, хотя вряд ли смог бы объяснить – за что. До Модиина оставалось всего-ничего и они дошли туда часа за два, а там их дороги разминулись.