Чудотворцы

Вскоре ему удалось навестить Сефи. Оказалось, что хилиарх не только жив, но и страшно зол, потому что ему не разрешали открывать глаза, закрытые белой льняной повязкой. Но не только глаза, а вся его голова была плотно замотана повязками, как у мумии фараона, пропитанными ахалем15. Хмурый лекарь пояснил Публию, что его друг получил два удара крест-накрест по лицу, раздробивших ему часть челюсти и, очевидно, изуродовавших лицо. Глаза, похоже, удалось спасти, но лекарь не был в этом уверен и требовал не снимать повязку по крайней мере неделю. Ко всему прочему, Сефи не мог говорить, пока не заживет челюсть и выражал свою злость бурной жестикуляцией.

Поначалу Публий не решился спросить лекаря про маленькую ладошку и мягкие губы, думая, что ему это всего лишь привиделось. Однако, осторожные вопросы помогли ему узнать, что женщина была, но никто не мог сказать ему ни кто она, ни как ее имя. Она пришла под вечер и ухаживала за ранеными всю ночь, а потом исчезла так же внезапно и таинственно, как и появилась. И только лекарь вскользь упомянул, что у нее были тяжелые темные волосы, отливающие медью при свете факелов. Конечно, думал Публий, это могла быть любая сердобольная селянка, пришедшая помочь своим, да и мало ли у кого бывают темные, отливающие медью волосы. Вот только шепот, тихий шепот в ночи… Неужели он тоже ему померещился? Как жаль, что он не расслышал слов, нашептанных ему той ночью. Он знал, какие слова ему хотелось бы услышать, но были ли это те слова? И были ли слова? Ответа пока не было, и он понимал, что ответы ему придется искать самому.

Постепенно, он узнавал новости. Иудеям все же удалось прорвать так и не сомкнувшееся кольцо фаланг и унести раненых. Тем не менее, потери были огромны. Йосеф и Азария оставили под Явниэлем две тысячи тел и не всем из раненых удалось выжить. Победа воодушевила селевкидов, но все же Горгий так и не решился вторгнуться в Иудею, опасаясь ловушки. Повязки на лице Сефи сняли, и он мог говорить, но только шипел от злости.

– Несчастные придурки – ругался он – Если бы не твои машины, Публий, и не твои люди, они положили бы там всех.

Мои люди, сокрушенно подумал Публий, а я опять, так и не запомнил, как их звали. Челюсть Сефи заживала, но плохо, и лекарь не велел ему вставать, что бесило его еще больше. Его лицо пересекали теперь два страшных багровых шрама, левый глаз закрылся навсегда, а былая красота исчезла безвозвратно. Поэтому, когда пришла Дикла чтобы навестить раненых, он весь напрягся и смотрел на нее настороженно, судорожно стиснув зубы. Женщина, подойдя к его ложу, осторожно коснулась шрамов на лице, бережно провела по ним пальцами, и тихо сказав: "Прости меня…", выбежала из комнаты.

– Ничего не понимаю в женщинах – сказал он Публию – Ты видел, как она на меня смотрела? На урода? Жалела наверно…

На это нечего было сказать и Публий промолчал. Когда весть о его выздоровлении дошла до маккавеев, инженера немедленно вызвали в Ерушалаим. Туда уже вернулся Симон из победоносного похода на север. Ему удалось дойти до стен Птолемаиды и евреи Галилеи и Израиля получили должную защиту, селевкиды – предупреждения, а воины – добычу. Иуда, вернувшись с добычей из земель моавитян, немедленно предпринял стремительный рейд над Явниэль. Как и предполагал Сефи, он не пошел на город, а ворвался в незащищенный Явне-Ям и сжег все корабли в гавани. Горгий, увидев призрак голода, понял намек, и еврейские погромы в городе прекратились, а войско Иуды вернулось домой без потерь.

В Ершалаиме состоялся суд над Азарией и Йосефом, который оправился от ран только для того, чтобы принять смерть.

– Римлянин бросился бы на свой меч – сказал Публий Симону.

– Они дураки, но не трусы – ответил тот – И примут свою смерть как положено. Вот только Иуду жалко.

Иуда сам совершил приговор, но ни Симон, ни Публий, ни кто-либо из маккавеев, не пришли посмотреть. На казнь пошел только немного оправившийся от ран Сефи, чтобы, по его словам, "этим храбрым придуркам не было так обидно умирать в одиночку".

– Эти горе-стратиги невольно сослужили нам хорошую службу своим поражением – доверительно сказал Симон инженеру – Теперь люди будут еще больше доверять Иуде. Вот только погибших жалко…

А события, тем временем, начали развиваться стремительно. Антиох Эпифан спешно собирал новую армию для похода на Иудею, и это не могло не тревожить жителей Ершалаима.

– И где он только берет людей? – спрашивал Сефи – У него что, воины не кончаются? Скольких из них мы положили под Эммаумом и Бейт-Цуром, а они все прут и прут…

– Не в людях дело, а в золоте – объяснял ему Публий – Он гребет серебро и золото со всей своей огромной державы. А если не хватает податей, то он грабит храмы, благо лишних богов в его империи хватает. Ну, а если есть серебро и золото, то можно нанять наемников. Он уже бросил клич, и теперь к нему стекаются голодные до добычи авантюристы со всей Ойкумены.