Чудовище

Во-первых, я подумал, что это все чушь собачья. Оно все так и звучало, будто выдуманная история какого-то сумасшедшего.

Но потом все начало происходить именно так, как она описала.

За неделю до нашего последнего школьного танца Беллами узнала, что она назначена представителем класса и номинирована на звание королевы бала. Это ввергло меня в ужас. Я продолжал слышать голос Фезии в своих снах, где она снова и снова повторяла свое страшное предсказание. Я никогда не был суеверным, но она знала обо мне и уже предсказала два события для Беллами. Хотя бы для любимой, я старался наслаждаться танцами. Я старался притвориться, что все в порядке, как в учебе, так и в нашей последующей жизни. Той ночью родители уехали по делам, и я пригласил Беллами к себе. Во-первых, из-за того, что не хотел быть от нее далеко, зная, что на самом деле буду вынужден оставить ее навечно, а во-вторых, потому, что был в ужасе от мысли, что с ней может что-то случиться в мое отсутствие. Эгоистично, но мне хотелось вечно держать ее, словно птицу в клетке или ценный приз, сохраняя в неприкосновенной безопасности. Но той ночью я вел себя слишком тихо и, поскольку Беллами знала меня лучше всех, она это заметила. Она попыталась уговорить меня рассказать, почему я не чувствовал себя так же легко, как она, почему не был так же счастлив. Сама Беллами просто дышала счастьем, бурлила им в своем золотистом платье. Мы находились в начале нашей жизни, на самом деле лучшие ее моменты еще ждали нас впереди, и моя девушка просто не понимала, почему я внезапно так себя почувствовал — словно на меня надвигается поезд, а я не могу сойти с путей.

После танца мы бродили по саду матери. Это место было любимой частью дома Беллами, не считая библиотеки. Моя девушка наслаждалась редкой возможностью поработать с моей мамой на свежем воздухе, равно как и самими цветами, потому что, по ее словам, результат всегда был прекрасен и предсказуем.

— Что посеешь, то и пожнешь, — говорила она.

Особенно Беллами любила темно-бордовые розы моей матери, которые цвели каждую весну.

Той ночью она была так счастлива, что побежала в лабиринт с криком:

— Лови меня, Олли! Бьюсь об заклад, ты не найдешь меня, даже если думаешь, что знаешь этот лабиринт как свои пять пальцев!

— Беллами! — позвал я, но это было бесполезно. Она уже исчезла.

Я пошел на поиски. Она сорвала розу, одну из тех, что росли прямо в стене лабиринта, и оставляла за собой лепестки, чтобы вести или наоборот запутать меня. Я не был уверен. Единственное, что я мог сделать, это следовать за ее голосом. Я слышал ее слова: «Я здесь, Олли» или «Я совсем одна, Олли», «Мне нужен твой поцелуй, Олли».

А потом из лабиринта стали доноситься еще более провокационные фразы. Мое имя на ее губах превратилось в грешный стон.

— Оливер, я снимаю корсет... мне нужна твоя помощь.

Так что я ускорился. Чистой пыткой было представлять, как она обнажается и лунный свет целует ее кожу в тех местах, которые я чувствовал, но никогда не видел. Мы оба были из традиционных по воспитанию семей, и меня учили не давить на девушку, а действовать только по ее инициативе. Не то чтобы я ощущал, что сдерживаюсь с ней, но я очень уважал Беллами и не мог на нее давить, не важно, насколько мои подростковые ощущения хотели такого рода прикосновений. Кроме того, мы находили другие способы удовлетворения собственных желаний. Но в ту ночь ее голос с придыханием, которым она снова и снова повторяла мое имя, звучал, словно песня сирены, которую она не могла прекратить петь, и это буквально толкнуло меня за край.

Она нашлась в центре лабиринта, вольно лежащей на скамье. Бретели платья соскользнули с ее плеч благодаря тому, что Беллами все же распустила завязки корсета. В ее пальцах остался один из лепестков и она сжала его своими пухлыми губами, такого же яркого цвета, а потом опустила руку, позволив лепестку упасть на землю.

— Ты меня нашел... что теперь хочешь сделать?

Хотел бы я сказать, что устоял. Что сказал ей остановиться и объяснил свои дальнейшие действия тем, что это было не честно по отношению к ней — отдать мне такую драгоценность, зная, что я скоро уеду. Но я не смог. Не устоял. Я подошел к скамейке, присоединившись к ней, изо всех сил стараясь не трогать ее. Беллами выглядела так изысканно. В этом платье она была похожа на падающую звезду или комету, которая желает сбросить кремовую кожу, чтобы светить еще ярче. Ее губы цвета похоти и страсти манили меня, умоляя прикоснуться и раскрыть всю прелесть, скрытую под платьем.

Первое движение сделала сама Беллами. Отчасти потому, что я не стал бы делать этого сам, отчасти из-за того, что я всегда позволял ей быть первой. Она коснулась моей щеки и погладила ее, прежде чем наклониться и поцеловать. Я не мог видеть себя, но представлял, что ее красная помада оставляет следы на коже, пока она продолжает поцелуями спускаться ниже по моей шее, чтобы потом снова вернуться к губам. Обхватив ее за талию, я взмолился:

— Беллами, остановись.