Чудовище 3 (СИ)

— Чтобы стать настоящей военной недостаточно не лениться и делать своё тело ловчее и сильнее, — объясняла им офицер Соба. — Ваш дух обязан быть сильным и вы должны быть готовы выполнить любой приказ своего командира, как бы вам ни было тяжело его выполнить — морально или физически.

На территорию обучения солдат прибыли военные из отрядов Чистящих, въехали крытые фургоны, запряжённые парами лошадей. И солдаты выводили из этих фургонов детей. Это были дети лахи, пойманные в городах, деревнях и лесах, этих детей было приказано поймать живыми. И их заперли в одном из сараев на территории обучения.

А женщин-солдат заставили копать канаву неподалёку от этого сарая.

На следующий день случилось страшное. Где-то с десяток этих детей — от двух до десяти лет было выведено из сараев и их выстроили в ряд перед этой канавой. Напротив них был установлен пулемёт. И Соба объявила, что её солдаты должны заняться расстрелом детей лахи и этим доказать силу своего духа и пригодность к военной службе.

Всем показалось это ужасно, в том числе и Решме. Соба называла имена и по очереди ставила солдат к пулемёту, но никто не осмелился стрелять, у многих началась рвота, кто-то потерял сознание. И Соба самолично встала к пулемёту и хладнокровно положила в канаву десяток детей лахи.

— Вам всё-таки придётся сделать это, — произнесла она после. — Вам даётся десять дней, чтобы вы уговорили себя. Кто не сможет себя переломить — тот землепашец, слаб и не подходит для военной службы, а значит, будет отчислен.

Через десять дней Решма и бОльшая половина женщин-солдат из всех новобранцев была отчислена. Они не смогли переломить себя, каждый раз заливаясь рвотой у пулемёта или падая в обморок. Их признали слабыми духом и негодными для военной службы.

После отчисления с военной службы Решма едва не повредилась рассудком от горя и досады. Ей надлежало вновь отправиться в комитет по распределению на работы, но ей было не до того. Она бродила по городу, не видя перед собой ничего и разговаривала сама с собой:

— Проклятье! Я ненавижу сама себя. Я слабая и никчёмная! Не смогла уложить этих мерзких вонючих сопляков! Да разве раньше я не мечтала, чтобы лахи все передохли? А теперь выпал шанс приложить к этому руку, да ещё и за счёт этого возвысится — так нет же, духу не хватило! И что теперь они сделают со мной?.. Они запихнут меня в касту земледельцев или каменотёсов и я сгину, сгнию в молодые годы из-за тяжёлой работы, которая под стать мужику?.. Впрочем, так мне и надо. Пусть это будет мне наказанием. И теперь я не имею право на мужа и детей, потому что мои дети из-за меня тоже окажутся в касте земледельцев или каменотёсов! Чего добились родители — то будут пожинать ни в чём не повинные дети. И этого уже не изменить, из своей касты уже не выбраться никогда, если твой предок упустил свой шанс!

Как-то ещё до появления детей лахи на территории военного обучения Решма разговорилась с Собой о себе и созналась, что у неё было четверо детей и она не смогла их уберечь, бросив в Яве на перроне и выразила предположение, что, должно быть, её дети погибли. Соба ей тогда пояснила:

— Нет, это вряд ли. Нашим правительством было решено уничтожить только лахи, как служителей демонов, но насчёт остальных гобойцев мы ничего не имеем против. Вы — славный трудолюбивы народ, правда, заблудший, вам только необходимо указать правильный путь к добру и истине. Солдаты Кульки не стали бы убивать детей нелахи, оставшихся без матери. Скорее всего, твоих детей подобрали наши люди и определили в военный интернат и у твоих детишек появится большая возможность оказаться со временем в хорошей касте, если, конечно, они будут усердны и послушны начальству.

Решме было предложено разыскать её детей через связи Собы, но она отказалась. Она не хотела показываться на глаза своим детям, она виновата перед ними и наверняка не услышит от них ничего, кроме упрёков. И теперь она считала себя особенно правой в том, что не стала искать своих детей. Пусть лучше ничего не знают о своей матери-неудачнице. Может, они вырастут более успешными, чем она.

Так, шагая по городу в неизвестном направлении, она сама не заметила, как вышла к берегу реки, к мосту.

Присев на кочку, она засмотрелась на колышущиеся волны на поверхности реки. ” — Ведь больше уже не будет ничего, — размышляла она. — Жизнь кончена. Я не хочу становиться ни крестьянкой, ни грузчицей, ни каменотёсом. Я была княгиней, я отведала сливок лучшей жизни — могу ли я теперь опуститься до чёрных работ? И разве меня теперь кто-нибудь полюбит, даже за мою красоту, если я стану заниматься грязной и тяжёлой работой? И разве я могу ещё иметь детей? И ещё: я очень, очень устала…»