Чудовище должно умереть

– Вчера вечером, помните, он не согласился прогуляться со мной по саду? Ночью я подумала, может, ему стало неловко, потому что он был со мной нечестен, но он ведь сам вчера рассказал нам о дневнике. Однако когда утром я позвонила ему и сказала, что люблю его и хочу быть с ним рядом, он спокойно ответил: в нынешних обстоятельствах нам лучше встречаться как можно реже. Ничего не понимаю! Джорджия, раньше я думала, что у меня есть гордость, а теперь я, словно кающийся грешник, готова ползти за ним на коленях!

– Милая, мне очень жаль! Представляю, каково вам приходится! Но, право, не стоит придавать гордости такое значение. Гордость – как белый слон: его вид впечатляет, однако содержать его слишком дорого, поэтому чем скорее от него избавляешься, тем лучше.

– Гордость меня не заботит, Феликс – вот о ком я пекусь! Мне безразлично, убил ли он Джорджа, но я не хочу, чтобы ему пришлось убивать меня. Как вы думаете, его арестуют? За ним могут прийти в любую минуту, и я больше никогда его не увижу! Как подумаю, что теряю время, которое мы могли бы провести вместе…

Лина заплакала. Дождавшись, пока она успокоится, Джорджия мягко сказала:

– Ни я, ни Найджел не верим, что Феликс убийца. Скажу вам по секрету, мы намерены вытащить его из этой истории. Но мы должны знать правду. Наверняка Феликс не хочет впутывать вас в эту историю, но с вашей стороны глупо проявлять такое же ложное благородство.

Лина сжала ладони Джорджии.

– Это непросто, – произнесла она, глядя прямо перед собой. – Понимаете, здесь замешан еще один человек. Интересно, за сокрытие улик сажают в тюрьму?

– Если решат, что вы, так сказать, соучастница преступления. Хотя на вашем месте я бы рискнула. Вы про склянку от лекарства?

– Обещаете, что никому, кроме мужа, не расскажете, и попросите его, чтобы он меня выслушал, прежде чем выдавать полиции?

– Обещаю.

– Тогда я скажу.

Лина Лоусон начала рассказ с давнего разговора за ужином. За столом обсуждали эвтаназию, и Феликс сказал, что человека, который избавит общество от домашнего тирана, можно оправдать. В тот роковой вечер, выйдя в столовую, Лина заметила на буфете пузырек из-под лекарства. Джордж стонал и корчился от боли в соседней комнате, и неожиданно она вспомнила слова Феликса. Лина больше не сомневалась, что Джорджа отравил Феликс, и решила избавиться от улики. Ей и в голову не пришло, что теперь никто не поверит, что Джордж покончил жизнь самоубийством. Инстинктивно она бросилась к окну, собираясь зашвырнуть пузырек в кусты, но за окном, прижавшись носом к стеклу, стоял Фил. В это мгновение она услышала, как старая миссис Рэттери зовет ее из гостиной. Открыв окно, Лина передала склянку Филу и велела спрятать. Времени на объяснения не было. Она до сих пор не знает, где пузырек; Фил уходит от разговоров наедине.

– Вас это удивляет? – спросила Джорджия.

– А вы как думали?

– Вы просите Фила спрятать улику, он видит, как вы взволнованы. Затем мальчик узнает, что его отец отравлен, а полиция ищет бутылочку. К какому заключению он должен прийти?

Лина изумленно посмотрела на Джорджию, как будто увидела ее впервые, и разразилась не то смехом, не то рыданиями.

– О господи, Фил решил, что я… Нет, этого не может быть… нет, я не…

В то же мгновение Джорджия была на ногах. Взяв Лину за плечи, она принялась трясти ее, пока светлые волосы не рассыпались по плечам, а идиотский смех не прервался.

Поверх головы девушки, которая прижалась к ее груди и судорожно вздрагивала, Джорджия увидела в окне первого этажа лицо старой женщины: суровое, хмурое, благородной лепки. Старуха недовольно сжала губы, словно осуждая столь неуместную веселость или испытывая мстительное удовлетворение божка, на чьих каменных коленях пролилась жертвенная кровь.

Глава 10

Когда Найджел вернулся в гостиницу, Джорджия передала ему свой разговор с Линой.

– Теперь мне все ясно, – сказал он. – Я почти не сомневался, что склянку взяла Лина, но не мог взять в толк, почему она темнит, ведь ее поступок не улучшал положения Феликса. Что ж, по крайней мере, мы точно знаем, что это не самоубийство. Похоже, придется побеседовать с юным Филом.

– Я рада, что мы забрали его из этого дома. Утром я видела в окне старую миссис Рэттери – вылитая Иезавель, или каменный божок с окровавленными коленями, на которого я наткнулась однажды в джунглях Борнео. Прямо мороз по коже.

Найджел поежился.

– Кстати, если бы дело происходило в книжке, я поставил бы на старину Карфакса. Слишком у него все гладко. Боюсь, как бы он не выкинул какой-нибудь трюк.

– По-моему, великий Эмиль Габорио утверждал, что следует подвергать сомнению то, что кажется очевидным, но верить тому, что выглядит невероятным?

– Если он и впрямь такое сказал, я начинаю сомневаться в его величии. Однако какой фантастический парадокс!