Чудовище и красавец

Лекарь деловито поставил саквояж на стул, извлек оттуда несколько предметов и приступил к работе. Покосившись на часы и немного поколебавшись, я все-таки поинтересовалась, как долго он предполагает оставаться у омана. Выяснив, что еще прилично, я попросила разрешения сбегать к себе домой, чтобы выгулять собаку, после чего обещала сразу же вернуться.

Об экономии денег речи, естественно, не шло. Я взяла экипаж и туда, и обратно, вывела и накормила Хахаля и, присев к нему на корточки, предупредила, что до завтра, скорее всего, не вернусь. Об утреннем выгуле Хахаля договорилась с Лилах.

К тому моменту, как я снова вошла в одиннадцатый дом на улице Цаярим, Итай Брик уже лежал в постели. Похоже, он спал, но очень неспокойно: голова металась по подушке, и даже толстое одеяло не могло скрыть бьющую пациента дрожь.

— Я сделал ему укол, — сообщил целитель, будто в подтверждение своих слов убирая в саквояж опустевший шприц. — Это худо-бедно компенсирует организму те ресурсы, которые он растрачивает на приступ. Жаропонижающее я тоже дал, но оно не избавит его от состояния озноба в ближайшие несколько часов.

— Почему? — не поняла я.

— Потому что приступ — вот здесь. — Рофе приложил пальцы к голове Итая. Черные волосы взмокли и теперь практически стояли дыбом. — И от этого микстуры, понижающие температуру тела, не помогут. Я пытался убедить адона Брика регулярно принимать лекарства, которые предотвращали бы приступы, но он отказался. Так что теперь его состояние нормализуется только к утру.

Лекарь вскоре ушел, а я осталась сидеть возле постели. Необходимо дождаться утра. А дальше, если верить прогнозам специалиста, с оманом все будет в порядке, и мое присутствие больше не потребуется (сверх обыкновенного, я имею в виду).

Поначалу Брик лежал вполне спокойно, но в скором времени его начало трясти — по всем правилам, словно в лихорадке, когда зуб не попадает на зуб, а человек обхватывает себя руками в тщетной попытке согреться. Я укрыла его двумя одеялами как следует. Не помогло. Дала еще немного жаропонижающего. Другого, не того, что перед уходом вколол целитель. Толку чуть, как стало понятно час спустя. Давать еще больше лекарств я побоялась.

Художник дрожал так, что на него больно было смотреть. Хлопнув себя по лбу — как же можно было не подумать об этом раньше?! — я помчалась на кухню, чтобы приготовить грелку. Вскипятила воду, воспользовавшись тем же приспособлением, при помощи которого Брик прежде варил кофе. Положила грелку под одеяла. Результат нулевой.

Нервно сцепив руки, я стала думать. Что еще можно сделать? Что сделала бы я сама, если бы страдала от холода, а все опробованные средства не помогали? Ответ нашелся сразу. Я бы позвала Хахаля. Забралась бы в постель вместе с ним, укрылась одеялом, прижалась бы к его шерсти, ощущая тепло чужого тела, и гарантированно бы согрелась. До сих пор, во всяком случае, этот метод никогда меня не подводил, хотя я и не страдала той болезнью, что мучила сейчас Итая.

Тепло чужого тела. Да, это считается наиболее безотказным способом. Но Хахаля здесь нет, да и вряд ли художник впоследствии скажет мне спасибо, если узнает, что в его кровать затащили огромного пса. А значит, вариант остается только один…

Я колебалась, но недолго. В отличие от Хахаля, я не линяю, а стало быть, кто узнает? В доме никого нет и до утра точно не будет. Оман в полусне — полузабытье и не в курсе, что происходит вокруг него. А к тому времени, как он придет в себя, я двадцать раз успею возвратиться в кресло.

Быстро стянула с себя одежду (раз уж речь идет о тепле тела, нужно хотя бы частично обнажить это самое тело). Осталась в одном белье, избавляться от которого показалось мне перебором. Чувствуя, как и сама начинаю дрожать (все же в комнате было не жарко), забралась к Брику под одеяла. И, зажмурившись, положила руку ему на грудь.

Кожа оказалась горячей, и тем не менее я сразу физически ощутила бившую его дрожь. Сначала оман дернулся, отстраняясь, но спустя несколько секунд немного расслабился и сам приблизился ко мне. Его по-прежнему трясущаяся рука сжала мое плечо. Я привлекла художника еще ближе к себе, стараясь максимально поделиться собственным теплом. Чувство охватившей меня неловкости было при этом чрезвычайно сильным, и приходилось всю дорогу напоминать себе, что речь идет не более чем о медицинской процедуре. Да, я ни разу до сих пор не лежала в постели с мужчиной, но что с того? Сейчас речь не идет ни о романтике, ни тем более о страсти. Просто помощь ближнему, тем более что он сам очень помог мне в недавнем прошлом.

Руки обвили плечи, кожа касалась кожи. И в скором времени сотрясавшая художника дрожь утихла…

Когда я проснулась, солнечный свет щедро поливал комнату. Еще бы, ведь шторы с вечера остались незадернутыми. Кому пришло бы в голову этим заниматься, приводя в более-менее приемлемое состояние больного, страдающего от острого приступа… Что?!