Чудовище и красавец

Не прошло и пары секунд, как картина стала меняться прямо на глазах. Иллюзорный объем рисунка обернулся объемом реальным. Я осторожно отвела от стены продолжение собственной руки, только что нарисованное оманом. И облегченно… не столько даже выдохнула, сколько вскрикнула, когда мне это удалось. Все еще не веря своим глазам, ощупала вновь обретенную руку. Она ощущалась как обычно, разве что немного затекла.

Я отошла подальше от стены и зачем-то поднесла руку к окну, хотя снаружи уже успело стемнеть. И все-таки я была вознаграждена за этот маневр ощущением прохладного ветра, коснувшегося пальцев. Затем настал черед Итая взять мою руку в свою. Он долго ее изучал и вид имел при этом не художника, а врача. Потом шумно выдохнул и, наконец утерев пот со лба, постановил:

— Кажется, получилось.

После чего отошел к узкому участку стены между двумя окнами и опустился на пол.

А я не сразу поняла, почему не могу ровно дышать, и окончательно осознала причину, лишь когда начала захлебываться рыданиями.

Какое-то время Алон деликатно молчал, но я не останавливалась, и наконец он подошел поближе.

— Дана! — Друг Итая успокаивающе положил руку мне на плечо. — Дана, уже все в порядке. Все закончилось, тебе ничего не угрожает.

Я попыталась успокоиться — правда, поначалу выходило так себе, — и Алон временно повернулся к оману. Тот сидел, утомленно прикрыв глаза и приложив руки к пылающим вискам.

— Ну, а ты что? — Сейчас Алон говорил менее мягко. — Девушка уже почти успокоилась! Давай, бери себя в руки. В конце концов, мы не собираемся в этом проклятом доме ночевать.

Итай не сразу отреагировал. Я думала, он не отреагирует вообще. Пока я утирала слезы (рукавом, ибо при помощи пальцев не справлялась), он продолжал сидеть в прежней позе, отрешенно глядя перед собой. Но затем, словно по беззвучной команде, поднялся, отыскал свой сброшенный в самом начале сюртук и накинул его на плечо, проявляя тем самым готовность отправляться домой. Но, не сделав и шагу, посмотрел на судью.

— Алон, я понимаю, что тебе это не понравится. Но, — Итай покачал головой, словно отвечая на протест собеседника, который тот пока не высказал, не имел шанса высказать, — Нирит я этого не спущу. Не такое.

Алон усмехнулся настолько грустно, что мне стало его жаль.

— Думаешь, я ей это спущу? — невесело кривя губы, спросил он. — Я поборник законности, Итай, но и живой человек. В некоторых случаях ради близких людей я бы мог преступить закон. Если бы Нирит что-нибудь украла или, к примеру, поставила на поток торговлю поддельными картинами, я помог бы ей защититься в суде. Возможно, даже устроил бы ей побег за границу, не выйди исправить дело законным путем. Но то, что произошло сегодня, — это чересчур, пусть даже речь идет о Нирит. Так что я первый позабочусь о том, чтобы она получила по заслугам.

Алон отвернулся и вид при этом имел такой несчастный, что сердце сжималось в груди. Однако отступать от своих слов он, без сомнения, не собирался.

— Прости, — сказал Итай и протянул другу руку.

И кто знает, что имел в виду оман? Подозрения в том, что Алон заступится за несостоявшуюся убийцу? Ту данность, что Нирит выбрала его, Итая, а не судью? Или даже тот простой факт, что оману она оказалась не нужна?

Так или иначе, Алон, как мне кажется, точно понял, о чем идет речь, и руку Итая принял.

— Ты-то тут при чем, — пробурчал он, и на этом разговор между мужчинами оказался исчерпан.

Оба снова повернулись ко мне.

— Можешь идти, Дана? — спросил Алон.

Честно говоря, после всего случившегося и услышанного я была готова увидеть в его глазах ненависть, но не обнаружила даже намека на оную.

— Да, конечно.

Судья перевел пристальный взгляд с меня на Итая, довольно долго, прищурившись, глядел на друга, а затем постановил:

— Отвезу-ка я вас, пожалуй, домой. Не рискну доверить сегодня Брику самодвижущийся экипаж.

Итай криво усмехнулся, но активно возражать не стал, что свидетельствовало о правоте Алона. Видимо, оман действительно смертельно устал, полностью выложившись во время борьбы со вложенной в леванит магией.

— А сам-то как доберешься? — только и спросил он.

Судья махнул рукой.

— Да уж как-нибудь. Небось не первый год в этом городе живу.

В экипаже он занял место возницы, и мы поехали в сторону дома.

— Вопрос в том, где и когда теперь будет лучше искать Нирит.

Алон смотрел вперед, на дорогу, и потому видеть выражение его лица я не могла.

— Думаешь, она не станет ночевать у себя? — уточнил Итай.

— После сегодняшнего — не знаю. И потом, ты же знаешь, она… коммуникабельная. Может остаться у кого-нибудь из друзей.

— Не надо искать, — вмешалась я, сама удивляясь, до чего глухо звучит мой собственный голос. Оман изумленно воззрился на меня, и даже Алон на мгновение повернул голову. — Она придет к Итаю завтра. Скорее всего, прямо с утра, как только по времени это будет прилично. Снова приехать в этот особняк с леванитом она не решится, но захочет узнать, все ли прошло по задуманному плану. А Итай первым будет знать, вернулась ли я домой. Так что она обязательно «заскочит узнать, как дела», и заодно… утешить.