Чудовище и красавец

— То есть они сначала подожгли одну из скамеек, а потом стали переносить туда воду из фонтана, чтобы посмотреть, получится потушить пожар или нет.

Я схватилась рукой за голову.

— И как, потушили хотя бы?

Мой голос прозвучал слабо-слабо, будто даже я слышала его откуда-то издалека.

— Н-не совсем.

Сочувствия во взгляде Мелюзины стало еще больше.

— Там скамья и еще несколько деревьев сгорело. Но дело не только в этом.

— А в чем еще? — Я подняла на фею страдальческий взгляд.

— Они, когда переносили воду по воздуху, не совсем правильно произвели расчеты и до источника возгорания не донесли. Вода пролилась несколько раньше… Как раз на голову супруги мэра, которая отдыхала на другой скамейке, ближе к фонтану. И не только на голову. В общем, она промокла насквозь.

Теперь я схватилась за голову обеими руками.

— И что теперь?

Наверняка из-за прикрывающих рот ладоней голос звучал приглушенно, но Мелюзина все услышала.

— Теперь они сидят в тюрьме, в камере предварительного заключения. Когда слушание дела — пока неясно, может быть, через неделю или две. Поскольку затронута честь университета, ректор рвет и мечет. И требует в срочном порядке решить проблему. А поскольку группу курируешь ты, — взгляд Мелюзины стал виноватым, — он именно тебе поручил эту задачу. Дает ровно сутки.

Я закатила глаза и сжала в кулаки уже отведенные от лица руки.

— Сутки. Курирую, — повторила я разозлившись. И, возведя глаза к потолку кареты, зловеще расхохоталась, вполне себе по-ведьмински. После чего сердито воскликнула: — Вот именно, что курирую! Преподаю! Обучаю профессии! А не воспитываю, не кормлю из бутылочки, не перевожу через дорогу за ручку. У нас университет или детский сад? Я где вообще работаю? Потому что если детский сад, так я увольняюсь! Я бы и в школе даже месяца не выдержала!

От избытка эмоций я отчаянно жестикулировала и иногда задыхалась, вынужденная сделать короткую паузу, дабы набрать в легкие воздуха. Мелюзина слушала с сочувствием и пониманием, но на всякий случай вжалась в противоположную от меня стенку кареты. А то мало ли чего от доброй феи можно ожидать, когда она по-настоящему разозлится. Ведьмы — те хотя бы предсказуемы. А вот мы способны на любой сюрприз. Взять хотя бы моих девчонок. Поймаю — самолично выпорю! Только вот не знаю чем. Ремень не ношу. На метле не летаю: опять-таки не ведьма. О, веник одолжу в ближайшей бане! Вот!

— Нет, ты объясни, у нас университет или институт благородных девиц? — продолжала я напирать на ни в чем не повинную Мелюзину. — В чем наша работа заключается? И потом, лично я исхожу из того, что студентки — взрослые люди. Пусть молодые, пусть неопытные, но — взрослые. И вести себя будут соответственно! А вот ты мне скажи: может взрослый человек специально устроить пожар, чтобы попытаться затем его потушить? Да еще в центральном королевском парке? Да еще в присутствии жены мэра?

— Они могли не знать ее в лицо, — совершила слабую (да что там, изначально провальную) попытку заступничества коллега.

— Лицо могли и не узнать, — подтвердила я. — А вот жо… заднюю часть тела ни с кем не спутаешь!

Мелюзина согласно хмыкнула. Габариты супруги нашего мэра и вправду были весьма внушительные, так что, садясь на скамейку, эта дама растекалась по оной, занимая тем местом, на которое садится, чуть ли не всю ее площадь.

— Нет, это просто невозможно, — причитала, уже позабыв про супругу мэра, я. — Ко всем моим делам — нормальным, подчеркну, делам! — только этого не хватает! Бегать по тюрьмам и вытаскивать оттуда малолетних преступниц! Вот почему так происходит, а? — уставилась я на Мелюзину умоляющим взором. Будто сейчас она раскроет мне великую истину, которая разом расставит все по своим местам. — Работаешь с ними, работаешь, учишь. Стараешься сеять разумное, доброе, вечное. А выходит что?

— Я думаю, как раз разумное, доброе, вечное и выходит, — задумчиво подбодрила меня Мелюзина. И столь же задумчиво добавила: — Только не из того места.

— Может, пусть сами теперь разбираются, а? — в сердцах спросила я.

Хотя выполнять угрозу, конечно, не собиралась и даже не думала давать кучеру сигнал останавливаться или разворачивать карету.

— Ну ведь правда! Я лектор, а не мамка и не нянька! — продолжала бушевать я.

— Да ты что! — испуганно всплеснула руками Мелюзина и даже схватила меня за руку в качестве морального давления. — Они же, в сущности, совсем еще дети! Не смогут сами о себе позаботиться! Ты подумай, каково им приходится уже сейчас! Их ведь посадили в общую камеру, вместе с заядлыми преступниками — ворами, насильниками, убийцами! Страшно представить, что может произойти!

Судя по бледному лицу феи, ей действительно было страшно за девочек. Я скептически покачала головой: все-таки цинизма коллеге определенно не хватает.

— Ничего с нашими девочками не сделают, — заверила я. — Да одна только Моргана любого, кто к ним приблизится, превратит в живописную композицию «насильник в разрезе». Причем не ради соблюдения собственной чести или чести подруг. А просто из научного интереса.