Чудовище маякаи другие хонкаку

– Никогда прежде не слыхивал про столь коварное преступление. Пациент, на которого все время кричали, что ему надо поменять мозги, сделал именно то, что ему говорили... Так нам представлялось дело, но в действительности был убит безумный пациент, а не считавшийся умершим доктор. Да, если произвести столь дикую операцию, как извлечение мозга, от лица останется слишком мало для опознания человека. Так что, если еще и поменяться с ним одеждой, все в порядке. Но директор совершил очень большую ошибку, забыв поменять тела Тук-Тука и Раненого. Человек, которого видела хозяйка борделя, был не Тук-Туком, а директором. Он сыграл эту сцену при свидетельнице и побежал к железной дороге. Заранее убив Раненого, он положил его голову на рельсы, по которым вскоре проехал поезд, чтобы создать впечатление, что Тук-Тук сделал это сам, чтобы заменить себе мозги. Он умело использовал психологию пациентов, и этого следовало ожидать от специалиста. Но после убийства Раненого он захотел как можно скорее покончить с делом, так что сам оделся Раненым и позволил себя поймать. Это было ошибкой. Он думал, мы заведомо решим, что погибший на рельсах – Тук-Тук. И он был бы в безопасности, не заметь я, что на стопах липового Тук-Тука нет мозолей, в то время, как настоящий протирал своей ногой татами. Убей он в лечебнице Раненого, а Тук-Тука – на рельсах, его преступление бы удалось. Через два-три дня в лечебницу Акадзавы прибыл бы кто-нибудь с целью забрать липового Раненого. Затем вдова Акадзавы позаботилась бы об оставшихся делах и продала лечебницу. Ах да, жизнь директора, думаю, застрахована на целое состояние. Потом вдова воссоединилась бы со своим мнимо умершим мужем. В этом, вероятно, суть их плана. Директор, должно быть, чувствовал себя загнанным в угол, но я не могу оправдать такую жестокость – использовать невинных, да еще и слабоумных людей как козлов отпущения.

Закончив говорить, доктор посмотрел на лейтенанта. Затем что-то вспомнил и с неприятной гримасой добавил:

– Да, из этого случая можно извлечь хороший урок. Всем нам надо быть осторожнее…

Страж маяка

Да, все меня об этом спрашивают. Зачем мне оставаться на этом маленьком островке в полном одиночестве, в преклонных летах, без жены, без сына, просто присматривая за маяком и слушая нескончаемый шум волн...

На ваш взгляд это, конечно, может показаться однообразной жизнью, но для старика вроде меня – это радостный долг, и я не откажусь от него, пока мое тело может шевелиться, а глаза смотрят на мир.

Понимаете, после того, как моя жена заболела и умерла несколько лет назад, моя служба мне тоже стала казаться печальной. Я даже надеялся, что мой сын сменит меня, дав мне переехать в городок на другом берегу залива и наслаждаться покоем... Я мечтал об этом, когда с моим единственным сыном Масаеси случилось это. Прошу вас, выслушайте меня... Позвольте старику всем вам хорошо объяснить, сколь почетен труд всех смотрителей маяка, какую благородную задачу исполняют они даже на таком маленьком, забытом всеми островке.

Быть может, это звучит как отцовское хвастовство, но мой сын Масаеси был воспитанным, надежным и одаренным наследником смотрителя маяка. И каждый раз, когда я вспоминаю, какой урок благородства преподал мне Масаеси, когда покинул меня, мое сердце разрывается, и я чувствую себя очень одиноким. Позвольте мне рассказать, что же произошло...

О, задул ужасный ветер... Да, да, в ту ночь тоже штормило, и ветер был такой же сильный, какой сейчас несется над бурным морем.

***

Сейчас даже при маяках на таких островках, как этот, есть кое-какие удобства в помощь живущим при них смотрителям. Но в то время нас было совсем мало – я, мой сын да недавно женившийся сторож Тономура. Мы все жили в старом домике у маяка и, поверьте, очень мирно. Но с судьбой не поспоришь, и однажды сторож Тономура, до тех пор лучившийся энергией, слег с аппендицитом. И его немедленно переправили через залив в городскую больницу. Естественно, жена уехала сидеть у его постели. И, хоть это было не слишком удобным, нам с Масаеси пришлось работать ночью посменно, наблюдая за маяком.

Поскольку Тономуру доставили в больницу довольно быстро, он поправился и вскоре был выписан. Услышав новости, я не мог больше ждать и бросился подготовить лодку и забрать его. У нас была маленькая моторная лодка, входившая в оборудование при маяке, поэтому я залил в нее еще масла, расстелил на сиденье соломенную циновку и по освежающему июньскому морю поплыл в город, оставив маяк на попечение Масаеси.