Чудовищная правда

— И не забывай об этом. — Я ухмыляюсь, даже когда стискиваю зубы. — Я не собираюсь помогать тебе.

— Не будь дурой и не совершай ту же ошибку, что совершили твои родители, — огрызается он.

Я смотрю на него, растерянно моргая.

— Мои родители? — Медленно переспрашиваю я, не понимая, какое они имеют к этому отношение.

Он просто смеется.

— Да. Ты не знала, что они работали на меня? Бедная маленькая Талия, оставленная в неведении.

Меня переполняет гнев.

— Не вздумай вмешивать их в это. Они никогда бы у тебя не работали!

— О, но они это работали, — мурлычет Хейз, наклоняясь. — На самом деле, они были лучшими в том, что делали… пока у них не проснулась совесть, и нам пришлось избавиться от них. Мы не можем допустить, чтобы все это выплыло наружу, не так ли?

Мое сердце бешено колотится, когда смотрю на него.

— Избавиться от них? — В моем тихом голосе слышится ужас.

— Ты же не думала, что великий доктор Леджер и его жена погибли в результате несчастного случая? — Он оглядывает меня. — Мы приказали их убить. Они знали слишком много и собирались рассказать. Они даже украли результаты исследований, чтобы передать их прессе. Мы не могли этого допустить, а потом представь наше удивление, когда их дочь подала заявление о приеме на работу сюда. Что ж, мы не могли позволить этому пропасть даром, не так ли? Держи своих врагов близко и все такое прочее.

У меня звенит в ушах, и боль в голове утраивается, когда я изо всех сил пытаюсь дышать.

— Нет, нет. Они погибли в результате несчастного случая.

— Вот как я обставил их смерть. — Он ухмыляется. — А теперь приступай к работе, пока с тобой не случилось то же самое. — Он оставляет меня в покое, и я опускаюсь на стол.

Ужас борется с неверием.

Он убил их.

Убил моих родителей.

И теперь он собирается убить меня, если не получит то, что хочет.

ГЛАВА 39

ТАЛИЯ

Они оставляют меня одну, явно ожидая, что я буду работать, и, честно говоря, у меня руки чешутся изучить их исследования, чтобы посмотреть, восполнит ли это недостающие фрагменты, но я отказываюсь.

Если они хотят меня убить, то пусть убивают.

Я не нарушу обещание, данное Катону и его людям, даже если это приведет к моей смерти. Единственное, о чем жалею, что не успела попрощаться с Катоном и рассказать ему о своих чувствах.

Я жалею, что не воспользовалась шансом раньше. Я жалею, что последние дни провела в страхе и работе. А не наслаждалась каждым мгновением, проведенным с ним, а теперь мои воспоминания — это все, что у меня есть, чтобы пройти через это. Я одна, совершенно одна. Монстры не могут перелезть через стену, а Ария не может рисковать.

Если я не буду работать, то умру. Я уже смирилась с этим.

Знание этого дает мне освобождающий покой, как и знание того, что мои родители боролись настолько сильно, что были готовы рискнуть всем и умереть. Это лишь придает мне больше решимости. Я не подведу родителей и никогда не помогу человеку, который виновен в их смерти.

Вместо этого опускаю голову на стол и засыпаю, уносясь в свои воспоминания, где мои родители все еще живы, а рядом Катон, крепко мен обнимает.

Я просыпаюсь от звука, когда что-то шлепнулось рядом с головой.

— Если ты не хочешь относиться к этому серьезно, то босс хочет, чтобы ты кое-что увидела.

Охранник злобно ухмыляется, и я не сопротивляюсь, когда он снимает с меня наручники, потому что куда мне деваться? Я нахожусь на самом верху их хорошо охраняемого небоскреба, и я не боец. Поэтому позволяю ему увести себя.

Я даже не смотрю, куда мы идем. Какой в этом смысл? Я — покойница.

Когда мы выходим в подозрительный коридор, я от страха едва волочу ноги.

— Вы меня здесь убьете? — спрашиваю я.

— Если бы, — ехидничает охранник, продолжая тащить меня, и я начинаю сопротивляться, инстинкты срабатывают, при виде двери камеры. Но когда он открывает ее, я перестаю сопротивляться.

Я охаю, не веря своим глазам.

Интересно, они уже убили меня и я попала на небеса?

Там, на полу, лежит Катон без сознания.

Я выкрикиваю его имя, когда меня вталкивают в камеру, едва услышав, как захлопывается дверь. Я бросаюсь к Катону, пытаясь перевернуть его, но он слишком большой. Прижимаю пальцы к его шее и жду. Слава богу, сердце бьется. Я наклоняюсь к нему и плачу.

— Катон, о боже, я думала ты умер. Я не знала, что ты здесь.

Раздается стон, и Катон дергается подо мной.

— Талли… — Его голос невнятный, прерывистый и слабый.

Я всхлипываю сильнее.

— Катон.

— Талли. — Его голос сильнее. — Не плачь. — Он медленно поворачивается и обнимает меня. — Спи, все хорошо.

— Катон, пожалуйста, проснись, — умоляю я. — Мы в беде.

Мгновение спустя я лежу на спине, а он, полностью проснувшийся, навис надо мной. Его острые когти скребут по полу, когда он озирается по сторонам. Я не могу сдержать слез, но плачу еще сильнее, поднимаюсь, беру в руки его оскаленное лицо и поворачиваю его так, чтобы он встретился с моим взглядом. Катон моргает своими ярко-красными глазами, но я еще никогда не была так счастлива видеть кого-то.

— Катон, ты правда здесь, — шепчу я. — Как? — Он ворчит и немного расслабляется, но бросает взгляд на дверь. — Катон, — умоляю я.