Чудовищный секрет Авроры 2, или Магистра не гладить!

– Откуда-то на твоем сознании взялся ментальный блок. Видит Судьба, я не знаю, Ава, для чего он был предназначен. Защищал ли он твои воспоминания от других или от тебя самой? – пыхтела Мари, гремя склянками у зельеварительного стола. – Во вред был поставлен или во благо? Кем, зачем? Вопросов столько, девочка, что за раз не унести… Чужое заклятье защитило тебя от ментального вмешательства, но поскольку оно по силе было практически равно тому, что послал Андрей…

– Два равноценных, но противоположных ментальных заклятья столкнулись внутри меня, – кивнула понимающе. – И получился… «бабах».

– И воронка от взрыва затянула твое сознание в глубину.

Что тут неясного? Неприятно, конечно, стать полем битвы двух самонадеянных, упрямых как бараны магов, но… Живая – и ладно.

– Не торопись вставать, освойся. В тебе очень много магии сейчас, Аврора. И она ищет выход, – Мари постучала пальцами по столу. – Если начнет кружиться голова, полежи. А я пока сообщу твоим…

– Я так рада, что ты вернулась, – призналась с сентиментальным вздохом. – И мама… Уверена, она тоже очень рада.

– Побуду с вами, пока еще есть время, – сдержанно улыбнулась целительница. – Я уже очень стара, девочка. Чувствую, что совсем скоро наконец встречусь со своим Генри. Я… так по нему скучаю. Но я дала обещание этому наглому Пламберри. Если бы не оно, давно бы отпустила этот мир.

– Обещание?

– Мерзавец взял с меня клятву, что я буду жить для этого мира столько, сколько отведено Судьбой. Буду давать ему, миру, все, что смогу, – Мари плюхнулась грузным телом на соседнюю кушетку. – А я так не хотела его отпускать… Но вот мое время и пришло.

– Не говори так, – проворчала сердито. – Маги совершенно спокойно живут до ста. А хмырь Вяземский вообще умирать не планирует.

– Ты не понимаешь, Ава, – она снисходительно покачала седой головой. – Я люблю этот мир, но для меня мучение быть в нем без Генри. Мы… как две половинки. Все мое существо тянется к нему, и это… терзает. Ты читала легенду о разделенной капле?

– Мамина любимая, – я подгребла под себя ноги и замоталась в одеяло.

– Глядя на твоих родителей, я часто вспоминаю, как было у нас с Генри. Как плавился воздух, как кипела вода, как дрожали колени от каждого легкого прикосновения, – Мари перевела взгляд на зашторенное окно. – Я ведь принадлежу к роду Хэтэвей, а мы давно породнились с Карповскими. Никогда не изучала древо Пламберри, но не удивлюсь, если в числе дальних родственников там обнаружатся Воронцовы. Иначе как объяснить такое магически сильное притяжение?

– Любовью? – хмыкнула, отставляя пустую чашку. И не заметила, как все выпила. Мари специально меня заболтала!

– Знаешь, Ава… А я бы и рада была узнать простую любовь, обычную, человеческую, – закивала целительница, смахнув слезу. – Не подкрепленную магией разделенных половин, болезненным притяжением, бесконечной тоской. Когда воздух без него становится пресным, а мир – тусклым. Потому что…

– Моим родителям повезло.

– Да. Ты все поняла, – она встала и потрепала меня по голове. – Ты умная девочка.

Мари черканула жезлом теле-маго-грамму и закрутила в воздухе. Мое жалобное «Стой!» растворилось на языке.

Мне бы еще в статусе спящей побыть! Денек-другой. Пока ответы на все интересующие папеньку вопросы не придумаются.

– Аврора! – минутой позже проревели со входа, и я мысленно договорила за него про «Андреевну, княжну Карповскую, первую этого имени, дочь бедовую и безмозглую, даже троллям на корм не годную, спонсирующую его седину и грядущий инфаркт».

Судя по мрачному виду, отец нес свежую нотацию, большую и убийственно тяжелую. За его плечом бледнело мамино лицо, то выглядывая из-за черной рубашки, то снова скрываясь. При всем желании она не могла обогнать мощный и напористый ледоход имени Андрея Владимировича Карпова.

– Я все объясню, – заявила, путаясь в одеяле и снова скатываясь с кровати на пол. Да что ж такое! – Я совершенно ни в чем не виновата, а если кто-то утверждает обратное…

– Обезьянка моя неугомонная, – меня подняли с пола всю целиком и впечатали носом в черную грудь. Понюхали волосы, дабы убедиться, что я самая настоящая и пахну, как обычно, неприятностями. И аккуратно продемонстрировали взволнованной матери, как драгоценный музейный экземпляр. – Я же говорил, что наша дочь сама справится. Без всякой экспериментальной чепухи из Эстер-Хаза.

В голосе папы слышалась неприкрытая гордость, из чего я сделала вывод, что до конца не проснулась. И все еще пребываю в мире грез.

– Прости, обезьянка. Прости, – прохрипели мне в ухо, окончательно пошатнув веру в реальность. – Это вышло случайно. Я был уверен, что ты отобьешься.

– Знаю, – я сунула нос ему в подмышку, с удобством устраиваясь на папиных руках. Если это сон, то мне он нравится. Дайте два. – И что, никаких наказаний?

– В моем кабинете давно пора сделать ремонт… Своими, так сказать, руками, – проворчал он.

– Моими.

– Твоими, – отец вернул меня на кровать.

Он и еще что-то сказать собирался, даже брови сдвинул строго, челюсть сжал решительно… Но его бесцеремонно прервали.