Читаем Чукотка полностью

Чукотка

Тихон Захарович Семушкин

Плотной группкой двигались за ними пятеро чукотских юношей.

Так шли они долго, пока не попали в центр города.

- Андрей Андрей, это дом Совнаркома? - спросил Таграй.

- Не знаю, - ответил Горин. - А почему ты думаешь?

- Помнишь, в кино показывали там у нас, в заливе Лаврентия?

Рядом проходила девушка с портфелем. Андрей Андреевич остановил ее и спросил:

- Скажите, пожалуйста, это дом Совнаркома?

- Да, да. Это дом Совнаркома. А это - гостиница "Москва". Этот домик Колонный зал дома Союзов. А там вон - Большой театр, - охотно объясняла любезная москвичка.

Она оглядела их всех и не преминула спросить:

- А вы откуда, товарищи?

- С Чукотки мы. Слыхали? - сказал Андрей Андреевич.

Вскоре они попали в Александровский сад.

- Садитесь, ребята. Вот здесь уж мы поговорим спокойно. Здесь нас никто не задавит, - сказал он.

Ребята сели на скамеечку, и внимание их привлекли деревья. Настоящие, живые деревья, а не на картинках.

- Ну, это такие деревья, какие вы видели еще из вагона, когда мы ехали, - сказал Андрей Андреевич.

Окружив дерево, они прикасались к нему руками, подбирали упавшие листья.

- К нам туда привозят мертвые деревья, а это - живое дерево. Вот мы стоим около него, а оно живет, растет, - сказал Андрей Андреевич.

И вдруг странным показалось ему самому, что эти взрослые юноши, познакомившиеся уже с современной техникой, словно только что родились и впервые увидели растущее дерево. Они долго говорили о деревьях, лесах.

Тает-Хема потрогала нос и сказала:

- Дымом пахнет в Москве, Андрей Андрей.

- Андрей Андрей, а почему москвичи не работают? - спросил Таграй. Почему все они гуляют? Ведь вот сколько мы ни шли, все улицы заполнены народом.

- Вы знаете, в чем тут дело, ребята? Ведь в Москве четыре миллиона человек. Люди работают в разное время. Некоторые ночью работают. Есть иждивенцы, которые совсем не работают. А на улице всего, может быть, мы и встретили тысяч сорок человек.

- Четыре миллиона? Сколько нужно пищи! Кто это кормит Москву и чем? спросил Таграй и тут же занялся каким-то подсчетом.

- Ты что это высчитываешь?

- Подожди, Андрей Андрей. У нас на Чукотке сто тысяч оленей. Вес чистого мяса одного оленя тридцать - тридцать пять килограммов. Что же получается? Выходит, москвичи, если дать каждому человеку по кило оленьего мяса, могут съесть все чукотское поголовье оленей за один день? Ой-ой-ой! Вот это Москва!

И все были очень удивлены этим открытием. Даже сам Горин впервые обратил внимание на чрево Москвы. Подсчет Таграя произвел и на него самого очень сильное впечатление.

"Черт возьми! И в голову не приходило это никогда, - подумал он. - А ведь на самом деле удивительно!"

Андрей Андреевич вывел их на Красную площадь. Мавзолей Ленина, Кремль - ведь все это те места, о которых им рассказывали учителя.

С волнением они входят в мавзолей. Здесь лежит величайший из мыслителей человечества. Это человек, гению которого они обязаны тем, что стоят в строю равноправных советских народов.

Выйдя из мавзолея, по асфальтированной дорожке, взволнованные, они направляются к Москве-реке.

На набережной их внимание привлек огромный дом. Он напоминает самые высокие гранитные чукотские скалы.

Задрав головы, они ходят мимо него и спрашивают:

- Сколько же в нем живет людей, Андрей Андрей?

- Не знаю, ребята. Но думаю, что тысяч десять - пятнадцать.

- Какой дом!

- Вот бы два таких дома построить на Чукотке, можно было бы поместить в них весь наш народ.

Три дня в разных районах города москвичи видели группку юношей с раскосыми глазами и русского пограничника.

На четвертый день все они, за исключением Таграя, выехали в Ленинград.

- Ну вот, Таграй, теперь мы остались вдвоем. И прошу тебя не задавать мне больше никаких вопросов!

- Почему, Андрей Андрей?

- Башка у меня уже трещит от вопросов. Кажется, за всю жизнь столько я не думал, сколько за эти три дня. Поедем кататься на метро. Про него тоже не спрашивай. О нем я знаю не больше, чем ты. Построили его, пока я находился на Чукотке.

На следующий день Таграй уезжал в Борисоглебск. Он уезжал один. Все, все здесь ново, ни одного знакомого холмика, ни одной знакомой речки. И только солнце такое же светлое и небо такое же ясное, как и на Чукотке.

Таграй стоял с Андреем Андреевичем на перроне. Это был последний час, когда они видели друг друга.

- Письмо, Таграй, передай самому начальнику летной школы. Понял?

- Понял, Андрей Андрей.

- И смотри у меня! Чувствуй себя хозяином. Не забудь, что я тебе наказывал. Веди себя смело. Знай, что ты находишься у себя на родине.

- Жалко мне с тобой расставаться, Андрей Андрей!

- А мне, думаешь, легко?

Раздались звонки.

- Ну, прощай, Таграй. Сейчас тронется поезд.

Они крепко пожали друг другу руки, и вдруг Андрей Андреевич сказал:

- Дай я тебя поцелую, Таграй.

Медленно зашевелились колеса вагонов, и поезд тронулся. Таграй вскочил на площадку вагона и закричал непонятное окружающим:

- Тагам! Тагам!