Чукотка

— Так и не закипел? — спросил он.

— Нет.

Таграй сочувственно покачал головой.

— Электричества здесь нет, — сказал он. — Прежде чем ему вскипеть, надо выработать электричество. Я вот привез такой ветряк — в школе мы сделали, — и если его установить на мачте от вельбота, то в яранге загорится свет.

— Где у тебя то, что ты привез?

— На нарте лежит. Давайте мачту, и мы сейчас устроим, если хочешь, — сказал Таграй.

— Айван, принеси мачту! — крикнул Ульвургын мотористу.

— Мачту? Она снегом завалена. Раскопать придется.

— Раскопай.

Целый час возился Таграй с установкой ветряка. Молодые парни старались точно выполнять его указания. Мачта с оттяжками стояла так прочно, что никакой ветер не мог бы свалить ее.

Таграй пристроил динамомашину и выбежал на улицу. Лопасти ветряка работали хорошо.

В яранге и около яранги было множество народа. И когда все было готово, Таграй ввинтил электролампочку и включил свет. Свет был настолько яркий, что люди, сидевшие в яранге, заморгали.

Ульвургын закрыл глаза ладонью и, затаив дыхание, смотрел на лампочку сквозь растопыренные пальцы.

— Вот видишь, как делается электричество? В машинке делается оно. От кино взяли машинку, — рассказывал Таграй.

— А в машинку кто его впускает? Ветер?

— Да, да, ветер.

— И бензина не надо?

— Нет, только ветер.

— Ай, ай, ай! Сколько у нас ветру! Почему фактория не привозит такие машинки! Ведь мы сами сделали бы крылья для ветра.

Таграй взял лампочку вместе с проводом и пошел в сени, где тоже толпились люди. Собаки, лежавшие здесь, с лаем бросились вон.

— Какомэй, Таграй! — кричали все, удивляясь.

Таграй снова вышел на улицу, посветил лампочкой на лопасти, — ветряк работал превосходно.

— Таграй, неси сюда свет! — позвал его Ульвургын.

С лампочкой в руке Таграй влез в полог.

— Таграй, если ты сделал такой свет в моей яранге, то пусть теперь закипит чайник.

— Ульвургын, одна собака может тащить тяжело груженную нарту? — спросил Таграй.

— Нет. А зачем тебе?

— Это пример такой. Груженую нарту могут потянуть только собак двенадцать. На культбазе ветряк большой. Он много тянет. А этот ветрячок маленький, все равно одна собачья сила. Его силы хватает только на одну лампочку. Вот если здесь установить ветряк сил на пятьдесят собачьих, то во всех ярангах загорятся лампочки и закипят чайники. Но все равно твой чайник не закипел бы.

И Таграй подробно начал рассказывать, почему не годится чайник Ульвургына.

ДОБРОВОЛЕЦ КТУГЕ

Председатель чукотского рика Кукай ходил по учреждениям культбазы. Плотный, кряжистый, лет сорока на вид, невысокого роста, с живыми, умными глазами, он внимательно присматривался ко всему.

Кукай бродил по культбазе, слушал, что говорили доктор, учителя. Казалось, что он только и умел слушать. Он слушал внимательно, немного склонив голову. Трудно было понять: верит ли он в то, что говорят ему русские, или нет.

Вечером в школе состоялось собрание. Здесь были работники культбазы и ученики. Кукай сел за стол президиума и стал смотреть в записную книжку. Он низко склонился над столом, словно боясь взглянуть на такое множество народа, собравшегося в школьном зале. Наконец он встал.

— Товарищи, — сказал Кукай, — я приехал к вам посмотреть, как вы живете, как вы работаете и как учитесь. Я все время слежу издалека за вашей работой. Все новости о вашей работе собираю. А теперь вот приехал сам. И вижу, что работа идет хорошо. Только немножко мало вы работаете.

От неожиданности все вдруг переглянулись. Кукай понял это и, едва улыбаясь, будто от застенчивости, сказал:

— Я сейчас вам расскажу, почему мало. Все вы знаете, что наш народ — все равно два народа. Береговые живут на одном месте и охотятся за морским зверем, а оленеводы — кочевники. Живут в горах. Вот.

Кукай помолчал немного и заглянул в книжечку.

— У меня записано, что береговые люди на девяносто четыре процента живут в колхозах. Что это значит, вы сами знаете, потому что глаза у вас самих есть. Это значит, что люди на берегу забыли, что такое голод.

Культбаза много сделала в этой работе, и за это ей спасибо, спасибо от нашего народа.

Теперь — почему мало. Я слушал доктора. Он очень хороший доктор. Народ верит ему. По всему побережью верит ему народ.

Сколько женщин стало рожать у него в больнице? Много. Но я только спросил его: сколько кочевниц рожало в больнице? Доктор сказал: ни одной. У кочевников-оленеводов нет ни одного колхоза, нет ни одного грамотного человека. Вот с кочевниками культбаза работает мало.

— Правильно, товарищ Кукай! — крикнул доктор.

— Кочевые советы там все равно на веревочке у шамана. Он их крепко держит в руке: хочет — выпустит, а не хочет — не выпустит. Когда я ездил в Хабаровск на съезд, мне было неловко сказать об этом. Но я сказал. Все делегаты удивлялись: почему кочевой совет на веревочке у шаманов? Но ведь это была правда, и я сказал правду. Я обещал: мы много будем работать и эту веревочку вырвем из рук шамана. Все делегаты с радостью застучали в ладоши.

Культбазовцы гулко зааплодировали. Кукай стоял, внимательно оглядывая всех, и, когда аплодисменты закончились, продолжал: