Чукотскіе разсказы

Столбъ комаровъ съ пронзительнымъ жужжаніемъ вился надъ головою Эуннэкая, словно призывая къ аттакѣ. Комары торопились воспользоваться благопріятными минутами. Время отъ времени Эуннэкай медленно проводилъ рукою по лицу и, раздавивъ десятка полтора комаровъ, размазывалъ кровь по щекѣ или по лбу. Лицо его было покрыто засохшими пятнами такой крови. Но и помимо этихъ пятенъ, смуглое лицо Эуннэкая было до такой степени испачкано грязью, что даже среди никогда не моющихся чукчей заслужило ему названіе Чарарамкина, т. о. грязнаго жителя. Глаза его были узки и прорѣзаны наискось, губы некрасиво оттопырились, низкій лобъ, сильно наклоненный назадъ, переходилъ въ худо сформированный несимметричный черепъ. Надъ безобразіемъ Эуннэкая смѣялись молодыя дѣвушки на всѣхъ тѣхъ стойбищахъ, гдѣ когда-либо показывалась его жалкая фигура.

Рѣчка, по которой лежалъ путь Эуннэкая, носившая ламутское имя Муруланъ, постоянно разбивалась на множество мелкихъ ручьевъ, совершенно наполняя ложбину, пролегавшую между двухъ невысокихъ, но обрывистыхъ горныхъ цѣпей.

Тропа то и дѣло обрывалась и переходила съ лѣваго берега на правый и обратно, перерѣзывая одинъ за другимъ эти безчисленные ручьи. Эуннэкай переходилъ ихъ въ бродъ въ своихъ толстыхъ мѣховыхъ штанахъ, впитывавшихъ воду, какъ губка, и жалкой дырявой обуви, сгибаясь въ три погибели подъ тяжестью ноши и только стараясь, чтобы мелкое, но яростное теченіе не сбило его съ ногъ. Онъ былъ не очень твердъ на своихъ кривыхъ ступняхъ, смотрѣвшихъ въ разныя стороны.

Наконецъ, Эуннэкай совершенно остановился. Онъ ощущалъ непреодолимое стремленіе отдохнуть. Что дѣлать? Величайшій порокъ чукотскаго «охранителя стадъ» былъ въ высшей степени присущъ ему. Онъ любилъ спать. Его товарищи, никогда не отдававшіе сну больше половины своихъ ночей, часто проводившіе по трое сутокъ, не смыкая глазъ, въ постоянномъ охраненіи непокорныхъ стадъ, больше всего презирали его именно за эту постыдную слабость. Но избавиться отъ нея было выше силъ Эуннэкая. Когда у него болѣла грудь, онъ ощущалъ непобѣдимое стремленіе свернуться гдѣ нибудь подъ кустомъ или подъ камнемъ и предаться забвенію, уничтожавшему на время его существо.

Сонъ Эуннэкая не былъ здоровымъ сномъ молодаго организма, готоваго воспрянуть съ новымъ запасомъ силъ. То была тусклая дремота больного животнаго, апатично отказывающагося отъ всѣхъ проявленій жизни, пелена глухой тьмы, не освѣщавшейся ни однимъ призрачнымъ лучемъ, унылый обморокъ, лишенный грезъ и видѣній, истинное подобіе и преддверіе смерти.

Остановившись на широкой каменной площадкѣ, покрытой тонкимъ слоемъ свѣтлозеленаго мха, перемежаемаго бурыми и ржавокрасными пятнами лишаевъ, Эуннэкай сбросилъ свою ношу на землю, не теряя ни минуты опустился около нея, покрылъ лицо платкомъ въ защиту отъ комаровъ, уронилъ голову на мягкую котомку и сразу замеръ, придя въ привычное ему состояніе временнаго небытія. Комары продолжали кружиться надъ его невзрачной фигурой, отыскивая уязвимыя мѣста, слѣпни гудѣли и съ налета опускались на его грудь и руки, безуспѣшно стараясь пробить крѣпкимъ жаломъ, укрѣпленнымъ въ нижней части тѣла, толстый мѣхъ его одеждъ. Только Эуннэкай могъ спать на самомъ солнцепекѣ, окутанный мѣховой одеждой и съ закрытымъ лицомъ.

Чрезъ нѣсколько часовъ Эуннэкай проснулся. Горло его было сухо. Ему хотѣлось пить. Онъ спустился внизъ по неровнымъ уступамъ камней и жадно припалъ къ водѣ, не обращая вниманія на то, что воротъ его кукашки мокнетъ въ бѣгущей струѣ, а колѣни погружаются въ сырой песокъ. Его одежда и такъ была наполовину пропитана водой.

Напившись ледяной воды, Эуннэкай усѣлся на сухой дресвѣ и сталъ перебирать и разсматривать мелкіе камешки, во множествѣ разсыпанные на берегу рѣки. Пристрастіе его къ маленькимъ рѣдкостямъ, какія можетъ находить пастухъ, вѣчно бродящій по берегамъ рѣкъ и вершинамъ горъ, тоже служило немалымъ поводомъ для постоянныхъ насмѣшекъ надъ нимъ. Эуннэкай собиралъ яркія перья, косточки, обрывки цвѣтныхъ хвостиковъ, которые чукчанки пришиваютъ къ одеждѣ, и т. п. мелочи. Но въ особенности онъ любилъ собирать мелкіе цвѣтные камешки, красные, какъ цвѣтъ шиповника, синіе, какъ глазокъ полярнаго колокольчика, прозрачные, какъ кусокъ рѣчного льда. У него за пазухой всегда копился запасъ такихъ камешковъ, размѣры котораго постепенно увеличивались. Когда коллекція начинала обращаться въ бремя, Эуннэкай не безъ сожалѣнія извлекалъ свое богатство изъ нѣдръ подвижной сокровищницы, чтобъ оставить его среди той пустыни, гдѣ оно было собрано. Для этого онъ старался выбрать мѣстечко повыше и поровнѣе, какую нибудь площадку, гладкій уступъ скалы и раскладывалъ на немъ свои камни, выводя изъ нихъ правильные узоры и заимствуя образцы отъ ламутскихъ вышивокъ, которыя ему не разъ приходилось видѣть, — и уходилъ прочь, для того, чтобы немедленно начать собираніе новыхъ сокровищъ. Это было проявленіемъ первобытной эстетической потребности въ родѣ той, какая присуща нѣкоторымъ птицамъ, украшающимъ подобными рѣдкостями свои временные павильоны, для весеннихъ прогулокъ.