Чукотскіе разсказы

— Не говори! — сказалъ Эуннэкай боязливо. — Они велѣли ему женское платье надѣть, когда онъ спалъ пять дней и пять ночей подрядъ. Унесли его съ собой, донесли до седьмой бездны и хотѣли запереть въ каменномъ шалашѣ безъ двери и безъ лампы…. Онъ насилу отпросился у нихъ и обѣщалъ надѣть женское платье и служить имъ весь свой вѣкъ… Я слышалъ, какъ онъ самъ разсказывалъ Эйгелину объ этомъ!..

— Пустое! — настаивалъ Каулькай. — Онъ, вѣдь, своего тѣла не перемѣнилъ. У него на лицѣ та же черная борода, а его жена, Амрынаутъ, въ прошломъ году родила ему сына. Настоящіе «превращенные» мѣняютъ и тѣло. Вотъ я въ торговой крѣпости[75] видѣлъ Эчвака, такъ тотъ самъ родилъ двухъ дѣтей. Вотъ это настоящій «женоподобный»! А если бы Кмэкай былъ у Кэля, онъ владѣлъ бы «вольными голосами». Это всякій знаетъ!..

— А вотъ я ходилъ въ позапрошломъ году на верховья Олоя съ Эйгелиномъ и видѣлъ Кауно! Вотъ шаманъ, — сказалъ Кутувія, понизивъ голосъ. — Вотъ страхъ! — Потушатъ огонь въ пологу, а онъ сейчасъ уйдетъ невѣдомо куда. Туша тутъ, съ нами, а самого нѣтъ! А мы прижмемся другъ къ другу и лежимъ, какъ зарѣзанные олени! Уйдетъ и ходитъ въ надземныхъ странахъ! Потомъ слышимъ голосъ, высоко, высоко… Это онъ возвращается. А съ нимъ и тѣ. Да, много! Страхъ! Всякіе! И надземные, и подземные, и изъ-за моря, изъ-за камней, изъ западной тундры… Кричатъ! Перекликаются!.. То влетятъ въ пологъ, то вылетятъ вонъ. И онъ съ ними. А только Кауно сильнѣе всѣхъ Кэля. Такъ и бранитъ ихъ, какъ Эйгелинъ бабъ. А они все молчатъ или только отвѣчаютъ: эгей!

— Этотъ Кауно вернулъ Нутелькуту украденный увыритъ (душу), — сказалъ Каулькай… — Самъ Нутелькутъ разсказывалъ. У него Кэля шестой увыритъ украли. Онъ и сталъ сохнуть. Въ стадо не ходитъ, ѣду не ѣстъ, сномъ не спитъ… Лежитъ день и ночь на землѣ. Умъ мутиться сталъ. «Сбирался, говоритъ, покинуть и жену, и стадо, уйти въ лѣсъ и стать косматымъ жителемъ[76]». Вдругъ пріѣхалъ Кауно. Никто его не звалъ, самъ узналъ. Ну, да какъ не узнаетъ? У него ихъ сколько на службѣ. Все ему говорятъ! Я привезъ твою пропажу! — говоритъ. Сейчасъ велѣлъ поставить пологъ, зажегъ четыре лейки (лампы). Нутелькуту говоритъ: «Раздѣнься до нага! Войди въ пологъ!» Нутелькутъ вошелъ. А въ пологѣ никого, нѣтъ, только бубенъ лежитъ на шкурѣ. «Потуши три лейки!» — говоритъ Кауно. — А самъ совсѣмъ снаружи, даже въ шатеръ не входитъ. Три погасилъ, четвертая еще горитъ. Вдругъ бубенъ какъ застучитъ!.. Какъ загремитъ!.. Прыгаетъ по пологу до самаго потолка. Прыгалъ, прыгалъ, упалъ. Нутелькутъ смотритъ, что будетъ. Видитъ: вылѣзаетъ изъ бубна черный жучокъ. Поползъ по шкурамъ, прямо къ нему. Взлѣзъ на ногу, поползъ по ногѣ, потомъ по спинѣ, потомъ по шеѣ, потомъ по головѣ. Добрался до макушки и вскочилъ въ голову… Съ тѣхъ поръ Нутелькутъ снова сталъ прежнимъ человѣкомъ. Только имя Кауно велѣлъ ему перемѣнить. «Можетъ, они снова придутъ, говоритъ, такъ пусть не найдутъ прежняго Аттына»…

Эуннэкай слушалъ чудесный разсказъ съ разинутымъ ртомъ. Когда дѣло дошло до жука, который вскочилъ въ макушку Нутелькута, онъ невольно схватился рукой за собственную голову… какъ будто желая убѣдиться, что тамъ не происходитъ никакихъ исчезновеній и появленій таинственнаго увырита

.

— А ты почаще спи въ пустынѣ! — сказалъ Кутувія, замѣтивъ его движеніе. — Ни стада, ни огня, никакой защиты! Украдутъ когда-нибудь и у тебя!..

Эуннэкай посмотрѣлъ на него жалобно. Онъ готовъ былъ заплакать.

— Оставь! — сказалъ медленно Каулькай. — Не дразни ихъ! Можетъ, услышатъ.

— А знаешь… Кмэкаю везетъ! — перемѣнилъ Кутувія тему разговора. — Его жена въ прошломъ году родила сына, а теперь и сноха беременна!

— Да вѣдь Винтувіи только семь лѣтъ! — сказалъ Каулькай. — Рано у него дѣти рождаются!

— У него, у него! — передразнилъ Кутувія. — Кто ихъ знаетъ, у кого? Кмэкай сказалъ Чейвунѣ: твоему мужу только семь лѣтъ, а у меня нѣтъ внука. Своруй отъ мужа и отъ меня!.. Только чтобъ не знали, съ кѣмъ! Узнаю, поневолѣ придется колотить!

— А здоровая баба Чейвуна, — сказалъ Каулькай. — Я видѣлъ, она несетъ на спинѣ вязанку дровъ. Не каждый парень утащитъ. Молодецъ Кмэкай!.. Рано сыну жену нашелъ! Выростетъ, не придется сторожить чужихъ оленей! Должно быть ему вправду помогаютъ тѣ!

— Выростетъ Винтувія, она будетъ старая!.. Старая жена, мало радости.

— А вправду, отъ кого Чейвуна ребенка принесла? — настаивалъ Кутувія! — Не отъ тебя ли, Эуннэкай? Ты, кажется, зимою гостилъ у Кмэкая!..

— Оставь! — сказалъ Эуннэкай, — стыдливо опуская глаза. — Мое сердце не знаетъ дѣвокъ!

— Ну, ври, ври! — со смѣхомъ говорилъ Кутувія.

— Славныя дѣвки у ламутовъ! — продолжалъ онъ, закрывая глаза. — На косѣ уйеръ[77], на груди серебро, на шеѣ бусы. А когда ходитъ, передникъ такъ и звенитъ бубенчиками!.. А наши влѣзутъ въ мѣховой мѣшокъ и ходятъ въ немъ весь вѣкъ!

Не смотря на свой недавній патріотическій окрикъ на Эуннэкая по поводу ламутовъ, Кутувія предпочиталъ ламутскихъ дѣвокъ чукотскимъ.