Чукотский анекдот

Пока Чайвургин хлопотал у костра, к Пестерову стали подходить рыбаки. С широкой улыбкой на незрячем лице к нему приблизился рослый мужчина.

— Я тебя узнал, Аркадий, — сказал он.

Это был Йок, односельчанин Пестерова. Он потерял зрение еще в детстве, но недуг не озлобил его. Наоборот. Йок словно излучал доброту. Он знал множество сказок и легенд, песен, пословиц и поговорок. Несколько раз ему пытались вернуть зрение, возили в клинику Филатова, к другим медицинским светилам, но безрезультатно. Понемногу близкие родственники его умерли, и Йоку пришлось перебраться в Въэнский дом инвалидов и престарелых, где к всеобщему удивлению, он не стал никому в тягость. Он все мог делать. Шил так, что зрячему не сделать такого шва на непромокаемых торбазах, вырезал из моржовой кости фигурки животных, и только сожалел, что не может самостоятельно читать. Что касается телевизора, то по одному только звуку он мог вообразить происходящее на экране с удивительной точностью.

Аркадий Пестеров подробно рассказал об улакских.

— Это правда, что американцы снова стали приезжать в Улак?

— Правда, — ответил Аркадий. — Ты, наверное, слышал о кэнискунском торговце Карпентере?

— Как же! Много слышал! — живо отозвался Йок.

— Вот я приехал вместе с его внучкой Сьюзен. Она будет строить пекарню в Улике.

— Какомэй! — воскликнул Йок и тихо добавил: — У меня мечта: когда-нибудь хотя бы на один день приехать в Улак. Но больше всего мне бы хотелось умереть в Улике, и чтобы меня похоронили по старинному обряду на холме Сердечного Успокоения прямо на земле, и обложили валунами от нашей старой яранги.

— Ну что ты, Йок! Тебе еще жить и жить, — попытался утешить земляка Пестеров.

Уху разлили по большим эмалированным мискам. Чайвургин вытащил поллитровку.

Пестеров выразительно посмотрел на друга и твердо сказал:

— Я совершенно не пью.

— Ну, дело хозяйское, — протянул Чайвургин. — Я уважаю таких людей. Ну, а мы с Йоком, с твоего разрешения, малость пригубим.

Слепой выпил водку с заметным удовольствием. Да и сам Чайвургин удовлетворенно крякнул, но больше не стал наливать. Уха была великолепна: в нее были добавлены какие-то тундровые приправы.

За едой шел разговор о политике, о делах новой чукотской администрации.

— Никак не могу привыкнуть жить без партийной власти, — бесхитростно пожаловался Чайвургин. — Как иду мимо Белого дома, так и тянет завернуть и посоветоваться…

Белым домом в Въэн называли помпезное административное здание, возведенное в начале семидесятых. Дом и впрямь был белый, на углу высился внушительный памятник Ленину из серого гранита. Там, на третьем этаже, у Пестерова был свой кабинет, рядом с приемной первого секретаря. Окна выходили на Въэнский лиман, и поутру поднимающееся солнце заливало просторную комнату радостным светом. Несколько лет назад здание покрылось трещинами. Выяснилось, что проектировщики каким-то образом проморгали ледяную мерзлотную линзу под одним из углов. Все четыре этажа могли неожиданно рухнуть. Пришлось чиновникам высшего административного здания Чукотского округа покинуть опасное здание и перебраться в бывшее Управления морского порта. Белый дом с потухшими и кое-где забитыми фанерой окнами навевал грустные мысли.

— Компартия рухнула, и вместе с ней вся огромная властная пирамида, — с горечью произнес Чайвургин. — А казалось — такой монолит!

— Значит, где-то в фундаменте таилась линза, — многозначительно заметил Пестеров. — Никто и не заметил, как она подтаяла.

— А каковы новые-то! — воскликнул Чайвургин. — Базаров! Такой был правильный человек, кремень-коммунист! Два высших образования имеет — физкультурный институт и высшую партийную школу! Да и Пэлят хорош. Теперь вот страдает, что вовремя не сориентировался, поддержал ГКЧП. И навсегда испортил себе политическую биографию.

— Иногда мне кажется, что сейчас начинается самая интересная жизнь, — задумчиво произнес Пестеров. — Вот только года уже не те.

— Ну, тебе еще грех жаловаться на года! — усмехнулся Чайвургин. — Вон с какой интересной женщиной приехал! Я-то помню, какой ты был активный в этом отношении, когда работал помощником первого секретаря.

— Русские в таком случае говорят: были когда-то и мы рысаками!

Базаров встретил Сьюзен Канишеро и Аркадия Пестерова в приемной и гостеприимно провел в кабинет. Обстановка губернаторского кабинета была несколько непривычна. В одном из углов, на отдельном столике стоял подсвеченный изнутри старинный глобус, позади кресла губернатора по одну сторону — российский флаг, по другую — флаг Чукотского автономного округа с треугольником и красным кругом, отдаленно напоминающий государственный флаг Японии. В отдельном шкафу из дорогого дерева, со специальной подсветкой на черном бархате расставлены скульптуры из моржового бивня. Многие из этих произведений Пестеров хорошо знал, точно так же как их авторов. Отдельный столик с множеством телефонных аппаратов, компьютер и еще какие-то электронные приспособления в сочетании с этими предметами создавали необычный облик кабинету, и Базаров явно гордился этим.