Чукотский вестерн

– Мой старый кореш, зовут его – Владимир Ильич. Ты его можешь запросто Ильичём называть, он не обидится, – небрежно сообщил Айне Сизый и тут же надулся гордым пузырём: – А это – Анна Афанасьевна Сизых, моя жена, для своих – Айна.

– Мои поздравления, господа новобрачные, – радостно заулыбался Вырвиглаз. – Безмерно счастлив познакомиться с вами, любезная Анна Афанасьевна! Безмерно счастлив! Сражён навек вашей красотой…

Айна стыдливо опускала глаза долу и краснела как самая обычная гимназисточка, выслушивающая комплименты из уст стареющего ловеласа.

Ник решил, что настала пора прервать этот нескончаемый поток любезностей:

– Владимир Ильич, вам известны такие животные – ньянги?

– Ньянги? – Вырвиглаз тут же забыл о прекрасной чукчанке. – Да, это очень неприятные существа, очень опасные. Мне лично с ними сталкиваться не приходилось, но всё то, что мне про них доводилось слышать, рисует в моём воображении весьма неприглядную картину. Злобные монстры, жестокие и кровожадные, обладающие невероятной силой. Встреча с таким существом равносильна смерти. А почему, Никита, вы спросили о них?

– Один из них уже четвёртые сутки следует за нами, движимый желанием порвать на мелкие кусочки. Часов через пять-шесть и здесь объявится.

– Позвольте, – засомневался Вырвиглаз, – но насколько я осведомлён, ньянги не любят путешествовать. Выбирают себе постоянное логово и десятилетиями живут на одном и том же месте. Когда съедают в округе всех животных, то переселяются километров на двести, строят новое логово. Говорите, уже четвёртые сутки идёт по вашим следам? Простите, но этого не может быть…. Вы ничего не преувеличиваете?

– Мы достаточно случайно, не со зла, застрелили его, или её, детёныша, – сознался Ник.

Лицо профессора неожиданно побледнело.

– Это в корне меняет дело. Ньянги очень злопамятны, и в своём желании отомстить – не останавливаются ни перед чем. Необходимо всем срочно уходить на тот берег. Там будем в полной безопасности. Подвесной мостик очень хлипкий, ньянгу через него не перейти.

– У меня такой план имеется, – возбуждённо затараторил Лёха. – В полукилометре от этого мостика, там трава высокая, ставим несколько растяжек. Что у вас с гранатами, со взрывчаткой?

– Гранат – два ящика, тротила – без счёта, – пожал плечами Вырвиглаз.

– Ну, вот. К растяжкам всю эту лабуду закрепляем. Машину за растяжками ставим, метрах в трехстах, в машине я сижу, и грязно матерю этого урода.

– И я с тобой! – торопливо перебила мужа Айна.

– Хорошо, в машине мы с Айной сидим. Обнимаемся себе, целуемся напропалую. Эта харя грязная к нам кидается, цепляется лапой за растяжку, тут ему и конец полный, окончательный и бесповоротный. Как буржуям российским – в семнадцатом году…. Ну, как вам мой план?

– Кончай мальчишеством заниматься, – посоветовал ему Ник.

– А чего такого? Где ты в моём плане изъян видишь? А? Нет, ты объясни, начальник! Будь уж так ласков, – закипел Лёха.

Спор тут же и закончился, не успев даже набрать приличных оборотов.

Над руслом реки неожиданно разнёсся тоскливый вой, полный ненависти и угрозы.

Один из солдат выронил ружьё, другой присел на корточки, Сизый незамедлительно вставил в гранату запал.

«А ведь до него километра два всего», – ужаснулся Ник, борясь со жгучим желанием впасть в панику и бежать куда глаза глядят.

– Срочная эвакуация! Всем перейти на тот берег! – громко скомандовал Вырвиглаз. – Сержант Никоненко! Оповестить всех работающих в штольне на разборе завала!

Бравый старшина тут же убежал в сторону круглого холма.

По раскачивающемуся подвесному мосту перешли на противоположный берег.

Река бешено гудела под ногами, бросая в лицо холодные брызги, рокотала, ругалась, угрожала.

Через десять минут переправились и работавшие в шахте: несколько солдат и штатских, все в грязи, волосы каменной пылью густо обсыпаны.

– Как там дела? – поинтересовался Вырвиглаз.

– Да работы всего часа на три осталось. Я уже с ним разговаривал, всё хорошо, только руку ему при обвале придавило немного, – непонятно откликнулся один из штатских, с железнодорожной эмблемой на лацкане старенького пиджака.

Ник обеспокоенно завертел головой – нигде не было видно Гешки Банкина.

– Так что случилось-то, Владимир Ильич? – настаивал путеец. – Там сержант про какого-то зверя плёл…. Медведь, что ли?

– Не совсем медведь, – туманно ответил Вырвиглаз и, вдруг, оживился: – А вот же он – собственной персоной! Можете полюбоваться, редкое зрелище, господа. Жаль, фотоаппарата нет. Никто ведь потом не поверит…

Вдоль обрыва каньона неторопливо рысил ньянг. Проскочил мимо мостика, остановился около беззащитного «багги».

«Вот, мы и остались без колёс», – загрустил Ник.

Но ньянг только обнюхал машину, лапой взялся за раму, покачал из стороны в сторону и тут же утратил к ней всякий интерес.

Потоптался на месте, обнюхивая следы, случайно взглянул на противоположный берег и увидел там тех, кого так давно искал.

В ту же секунду всё вокруг заполнил громоподобный рык, полный ненависти.