Фрэнк помогал мне в этом, поскольку я все еще был простым лаборантом. (По утрам в понедельник я часто садился в самолет Upjohn Lear с рюкзаком за плечами, летел в Национальный аэропорт Вашингтона (Рейган), где меня встречали на взлетной полосе с арендованным автомобилем, затем ехал в Национальный институт рака во Фредерике, штат Мэриленд, для проведения экспериментов или совещаний. Иногда я возвращался в Каламазу в тот же день, а иногда оставался до конца недели, улетая обратно в пятницу вечером. В те периоды, когда мне удавалось задержаться, я мог пообщаться со своими бывшими коллегами или провести время с матерью и отчимом Кеном.
Я также должен прокомментировать несколько конспиративный характер моих полетов в Вашингтон.
Вот я, двадцативосьмилетний парень, прыгаю в самолет Lear с высшим руководством компании Upjohn и не имею возможности поговорить со своими коллегами о том, что я делаю. Обычно я одеваюсь непринужденно, ношу джинсы и часто бейсболку, а тут я оказался в небольшом самолете Lear с высшим руководством компании. Даже в юном возрасте я был неплохим собеседником, и вскоре у меня завязались дружеские отношения со многими влиятельными лицами в Upjohn.
Было приятно снова работать с Фрэнком. Через несколько недель мы поставили все эксперименты и приступили к исследованию. Я уверен, что помогло то, что наши испытания показали, что их производственный процесс хорошо справляется с удалением вируса ВИЧ из любой потенциально зараженной крови. Я предложил несколько незначительных изменений, например, повысить температуру некоторых процессов, чтобы добавить дополнительный уровень безопасности, но это уже было безопасно.
За первые несколько месяцев работы в Upjohn я уже успел проявить себя как креативный исследователь, пообщаться с топ-менеджерами, завести друга на всю жизнь в лице Боба (спустя годы, в 1992 году, мы с Фрэнком пригласили Боба выступить на конференции в Генуе (Италия), которую возглавлял Фрэнк, поскольку Upjohn провела отличную работу с ВИЧ) и получить массу удовольствия от игры во внутренних спортивных командах, и все это без степени доктора философии.
Но пора было возвращаться к работе, для которой меня наняли, а именно к контролю качества, созданию отдела биологического контроля качества с клеточными линиями, на которых тестировались их генетически модифицированные биологические продукты, исследованию заявлений о безопасности их бычьего гормона роста.
В то время я считал, что это отличная идея - использовать бычий гормон роста, чтобы увеличить производство молока и помочь скоту быстрее достичь зрелости.
Моя задача заключалась в том, чтобы обеспечить безопасность.
Утверждалось, что бычий гормон роста не влияет на человеческие клетки. Моя задача как контролера качества заключалась в том, чтобы проверить, правда это или нет.
Я поставил эксперименты, используя несколько различных клеточных линий, добавил бычий гормон роста и стал ждать, что произойдет.
Утверждение о том, что бычий гормон роста не влияет на клетки, было ложным.
Первое, что я увидел в культурах клеток, - бычий гормон роста повлиял на морфологию (внешний вид) адипоцитов, известных как жировые клетки. Проще говоря, жировые клетки меняли свой внешний вид и не были похожи на здоровые жировые клетки. Кроме того, когда я проверил, вырабатывают ли жировые клетки типичные молекулы здоровых жировых клеток, влияющие на такие процессы, как связь с другими клетками, я обнаружил значительную разницу. Жировые клетки, обработанные бычьим гормоном роста, вырабатывали другие молекулы. По всей вероятности, эти молекулы влияли на работу других типов клеток.
Я увидел несколько примеров клеток, в которых наблюдалось состояние, называемое blebbing, при котором клетка отсоединяет свой цитоскелет от клеточной мембраны, в результате чего мембрана раздувается в сферические пузырьки. Правильная работа клеточной мембраны очень важна для коммуникации с другими клетками, поэтому то, что я наблюдал, вероятно, привело к нарушению клеточной коммуникации. Я также заметил несколько крупных выростов нейритов, нитевидных клеток, которые выглядели ненормально.
Мои исследования привели меня к простому, но опасному выводу.
Бычий гормон роста оказывает сильное влияние на культуры клеток человека.
Большая часть моей работы в Национальном институте рака была посвящена иммунной дисфункции, вызванной ретровирусной инфекцией. Я узнал не только о том, как их выявлять, но и о том, в каких условиях они могут сохраняться, что значительно повышает вероятность того, что иммунная дисфункция приведет к раку. Многие ретровирусы, поражавшие виды в прошлом, ассимилировались в нашей генетической структуре.
Они известны как эндогенные ретровирусы (ЭРВ), то есть, по сути, они обезврежены, и мы живем с ними в мире. Однако при нарушении условий в организме эти вирусы могут восстать и вызвать заболевание.