Чума на оба ваши дома

Бартоломью уже утратил счет времени, которое провел в подземном склепе. Один раз дверь чуть приоткрылась, и в его темницу впихнули хлеб, солонину и разбавленный эль; но все произошло так быстро, что не успел Бартоломью сообразить, в чем дело, как дверь уже захлопнулась, и он снова остался в одиночестве. Он подозрительно обнюхал еду, опасаясь, не хочет ли Колет отравить и его, но голод и жажда одержали верх над осторожностью.

Он задумался о том, что может означать его смерть. В пансионе Бенета Колет сказал, что она как нельзя лучше впишется в их план и укрепит горожан во мнении, будто в Майкл-хаузе творится неладное. А что будет со Стэнмором? Он никогда не смирится с убийством Бартоломью, как бы искусно его ни замаскировали. Он будет искать убийцу шурина, противостоять членам комитета представителей пансионов и создавать проблемы, пока и его тоже не прикончат. Потом Ричард сообразит, что произошло что-то нехорошее и, пожалуй, затеет собственное неуклюжее и неумелое расследование. И чем все закончится? Не покажутся ли коллегам Стэнмора три несчастных случая в одной семье странными? И не начнут ли они тоже копать?

Бартоломью с грустью вспомнил, почему оказался в плену — потому что попытался предупредить Стэнмора, что Стивен с Барвеллом намереваются убить его. И снова он выругал себя за неосмотрительность. Он ведь уже видел Стивена в этом плаще. Но чем больше он обо всем этом думал, тем тверже убеждался — Стэнмору ничего не грозит до тех пор, пока не найдут труп самого Бартоломью. У Стэнмора не было причин беспокоиться об исчезновении шурина: с тех пор как разразилась чума, размеренный порядок жизни врача совершенно нарушился и никто не знал наверняка, где его можно найти. А пансионы согласятся потерять такой источник финансирования, как Стэнмор, только если этого совсем никак нельзя будет избежать.

Бартоломью дремал в уголке, когда его темницу внезапно наполнил свет, резанувший по глазам. Он сопровождался шумом — криками и перебранкой. Сквозь прищуренные веки Мэттью различил в дверях силуэт Суинфорда, а сбоку от него — дюжего привратника из пансиона Радда, вооруженного заряженным арбалетом. Бартоломью вдруг ни с того ни с сего вспомнил, как Колет рассказывал ему, что этот привратник был ветераном королевских войн во Франции, но потом променял солдатскую службу на более спокойную жизнь и стал поддерживать порядок в одном из самых шумных заведений университета.

Суинфорд поднял факел, и на Бартоломью упал свет. Он зажмурился, гадая, не пришел ли его конец. Потом поднялся на ноги, оцепенелый и неловкий, но готовый дорого продать свою жизнь. Суинфорд скользнул по пленнику равнодушным взглядом и махнул кому-то за дверью. Бартоломью узнал брата Майкла, которого крепко держали Джослин с Колетом. Монаха бросили в темницу.

— Вот тебе компания, лекарь, — сказал Суинфорд. — Будет с кем обсудить наши дела.

Он двинулся к выходу. Бартоломью, который после долгого одиночества наслаждался звуком голосов, чувствовал странное нежелание отпускать их. Мысли его лихорадочно заработали, ища повод задержать гостей.

— Грегори! — крикнул он, пытаясь отцепиться от Майкла, который налетел на него. — Это ты убил Августа с Полом?

— И да, и нет, — ровно отозвался Колет, не обращая внимания на неодобрительный взгляд Суинфорда. — Я убил Пола. Он все время просил, чтобы кто-нибудь принес ему воды. Это было некстати, пришлось заставить его заткнуться. Но Августа я не убивал, он сам себя убил.

— Как это? — спросил Бартоломью. — На нем не было следов насилия.

— Так вот что ты делал с его телом, — протянул Колет. — А я-то ломал голову, что ты задумал. Я собирался убить старого дурака, всадить нож ему под ребра. Но он проснулся, когда я вошел в его комнату, и я увидел, как он что-то проглотил. На мне был черный плащ с капюшоном, и он, похоже, решил, что это смерть пришла за ним. Он повалился на спину и умер со страху.

Бартоломью вспомнил пренебрежение, с которым Уилсон встретил его слова о том, что он пытался определить причину смерти Августа. «Август, верно, до смерти перепугался очередного своего видения», — сказал тогда Уилсон и был совершенно прав. Но даже если Колет не пустил в ход оружие, перепугать старика так, чтобы у него остановилось сердце, было равноценно убийству. Колет, похоже, собрался продолжить, и по его тону Бартоломью понял, что он рад поговорить о своих деяниях и похвастаться хитростью, которая помогла ему избежать подозрений. Но Суинфорд грубо ухватил его за руку и утащил прочь. Дверь захлопнулась, снаружи послышался скрежет засовов и грохот опускаемого бруса. Комната вновь погрузилась в непроницаемую черноту. Бартоломью услышал, как Майкл возится в темноте, и подошел к нему. Тучный монах весь взмок и дрожал всем телом.

— Как ты здесь очутился? — спросил Бартоломью, подводя бенедиктинца к ящику, расположение которого успел запомнить за время своих блужданий впотьмах.