Чума с привкусом шоколада

— Есть у меня хороший друг за Уралом, стратег, — «металлическим» голосом проговорил Зверев. — И если я узнаю, что дети погибли, будет вашей Москве ядерный удар. Я тебе клянусь, ублюдок! Слышишь?!

— А вот это вы зря, подполковник. Ещё один такой сердитый спич и детям уже никто не поможет.

— Докажите нам, что дети живы, — к Мочалову вернулся здравый смысл.

— Ничего я никому доказывать не буду! — вскипел Дергачёв. — Вас, нехристей, давно надо было зачистить, но нет! Всё миндальничаем с вами. Короче, хотите верьте, хотите — нет, но если анклаву нехристей будет оказана воздушная поддержка истребителями или бомбардировщиками… ну, во-первых, у нас есть «Иглы», а во-вторых, у лётчиков не останется даже призрачной надежды на спасение своих детей. Я понятно объясняю?

— Если бы дети были живы, ты, тварь, привёл бы кого-то из них к радиостанции и дал пообщаться со Зверевым!

— Вы очень умный человек, Сергей Иванович, но я не буду поддаваться на ваши провокации. Если летуны хотят иметь даже призрачную надежду, они не будут поддерживать вас. Иначе подполковник Зверев возьмёт грех на душу. Или не возьмёте, подполковник?

— Пока я не услышу голос кого-то из детей, буду считать их всех погибшими.

— А у вас есть душа, подполковник? Или вы как те нехристи, не желающие принять нашу веру и помочь нам стать господами всего мира?

— Какая же ты мразь!

— Ой, ли? Это вы, нехристи, забыли о власти божьей и его каре за ослушание! Кстати! Ещё одна новость для анклава нехристей — в вашу сторону, с востока, как мне только что сообщили, движется бо-о-ольшая колонна заражённых. Ну, порядка двух тысяч особей. Правда, хорошая новость? Расчётное время подхода — утро. Завтрашнее утро. Только не спрашивайте, как мы их заставили — это наш большой-большой секрет. И выходит, Сергей Иванович, что для бегства пути нет! Вы же не всех успели привить своим чудо-лекарством? Подполковник Белов и это нам сообщил, а также то, что и горючки для танков и машин у вас почти не осталось. Какая приятная для нас неожиданность! В общем, лучше сдавайтесь, ведь у вас больше не осталось выбора, не так ли?

— Остался! — возразил ему Мочалов. — Даже если тебя съели, у тебя ДВА выхода! И наш второй выход — это бой с вами! Пусть мы все поляжем, но и вас с собою захватим! И запомните — ещё ничего не решено! Конец связи!

— Серёжа! Детей уже не вернуть, даже если они сейчас живы, эти помешанные их не отпустят! Падаль! Я возьму на себя грех! Слышишь, падла! Я. Возьму. На себя. Этот. Грех. Но, мля, я сравняю с землёй всю вашу долбаную армию педерастов! Я подниму в воздух ВСЕ наши самолёты и сожгу их термобарической смесью или нашинкую «кассетами»! Будьте вы прокляты, мерзкие фанатики!

— Иного я от вас и не ожидал, нехристи! Гореть вам в геенне огненной!

— Это тебе гореть в огне моих ракет, падаль!

13 сентября 2027 года. с. Рябиновка. Поздний вечер

Ничего не предвещало беды, пока оба взвода юнармейцев, расквартированные в Рябиновке не услышали заполошную стрельбу, а потом и выстрелы танковых орудий. Попытки узнать хотя бы толику информации не увенчались успехом — на вызовы из рации «Нивы» никто не отвечал. Лишь через полтора часа, когда стрельба стихла, Вика и Илья узнали страшную новость. Оба их взвода собирались ужинать, когда в Рябиновку буквально ворвался БТР, на броне которого сидели десантники восьмой роты. Некоторые из них красовались повязками на предплечьях и под беретами.

— Привет, сестрёнка! — к ней подбежал капитан Синицин. — Как наши союзники? Да ты не вставай. Поешь, а то скоро нам будет не до сна и не до еды, а силы нужны.

— Тарщ капитан, что случилось?

— Случилась, э-э, атака на анклав, старший сержант. Христолюбы, чтоб им подавиться, направили к нам экспедиционный корпус — около трёх тысяч стволов и бронетехнику, — все разом перестали жевать и уставились на капитана. — Помимо этого сброда с востока на нас гонят толпу «шоколадок». Твои люди, кстати, привиты?

— Так точно.

— Отлично. Тогда оба взвода юнармейцев выдвигаются к анклаву, получают оружие и занимают позиции у шоссе на Барсуково. Точное указание места получите непосредственно в анклаве. Но ты лично остаёшься здесь.

— Почему, тарщ капитан?

— Сейчас сюда прибудет четыре взвода моей роты. Как я буду взаимодействовать с американцами? Я же не в зуб ногой по-английски.

— Но…

— Это приказ, Звягина. А приказы, как известно, что?

— Не обсуждаются, — опустила она голову.

— Правильно. Тебе просили передать вот это, — он достал из кармана знаки отличия прапорщика.

— Тарщ капитан, старшего сержанта Звягину знают многие, а прапорщика Звягину не знает никто. Выживем — надену погоны, нет — и незачем они.

— Ну, ты вообще… — покачал головой Синицин. — Ладно, товарищи юнармейцы, дожёвывайте и в путь — труба зовёт.

Вика ела уже через силу — не было ни желания, ни времени. Она заметила на себе чей-то взгляд и подняла голову — на неё смотрел Илья. Она улыбнулась парню и снова уткнулась в тарелку.