Самое время похвалить себя за привычку закатывать рукава рубашки (нет, ещё до степи приобретённую и преследующую сугубо эстетическую цель демонстрации волосатости рук окружающим): если бы не она, оказалась бы вся рубашка в оном чёрном. Чёрное на белом выглядит слишком строго и пропедевтически, это не наш выбор.
Сохранность собственной красоты и чувства стиля, разумеется, является главным приоритетом на повестке дня.
Отвинтив кран, Дима попытался хоть как-то соскрести с себя чёрное — лешего с два, что это вообще такое приставучее? И, кстати, не хлынет ли сейчас из какой-нибудь незакупоренной трубы вода — стиральный аппарат-то отсоединили, но кто ж разберёт, где и как он крепился и можно ли пользоваться водопроводом в его отсутствие?
Беспрецедентная возможность залить
Осознав тщетность попыток, Дима закрыл воду и поводил пальцем по стене.
Отлично, теперь в тайне и под покровом ночи он сможет работать человеком-чернильной-ручкой, спасать неудачливых студентов от нехватки канцтоваров.
Тоже карьерная перспектива, ничуть не хуже гэбни Международных Отношений.
Чтобы хоть как-то применить полученную сверхъестественную силу, Дима нарисовал на зеркале двоеточие и скобочку, вот так — :). Это вроде как символизировало улыбку и веру в светлое будущее всех университетских фигурантов.
Из-за улыбки в зеркале виднелся некто очень грязный, с во-о-от такими синяками под глазами и торчащими во все стороны волосами. Подозрительный тип, Дима определённо не хочет иметь с ним ничего общего.
Этот тип делает иногда очень странные вещи и даже не угрызается потом совестью.
Ну ничего, чёрная метка уже проставлена, дальнейшее — дело техники.
— Мм, — замычал подкравшийся со спины Гуанако, скептически созерцая мизансцену. — Я знал, что дело плохо, но всё-таки не мог предположить, что, когда ты зайдёшь уже наконец хоть в какую-нибудь ванную, грязь польётся с тебя столь устрашающими чёрными ручьями. По стенам.
— Это не я, моя грязь гораздо чернее и сжигает всё, к чему прикасается! — возмутился Дима, хватая валяющуюся на полу бутылку, к которой вели чёрные следы (и которую следовало, по-хорошему, заметить сразу). — Это, гм, «Вороново крыло»? «Закрасит любую седину и сделает вас чернее чёрного»?
Это, гм, то, чего Дима радикально не хотел знать, а тем более трогать.
В общем, можно было бы и догадаться, что одной прядью поперёк чёлки не седеют, так что, если хочешь продолжать тревожить умы подотчётных тебе студентов, необходимо всю остальную седину закрашивать, но вот чтобы это открытие свалилось прямо так на голову!
На руку, если быть точным.
Гуанако, разумеется, заржал.
— Это оно так воняет?
— Воняет?
Ничего особо не воняло.
Если у Димы и было что-то достойное, так это нос.
Он верил своему обонянию.
Чему-то же надо верить.
— А вроде и не химией… и не воняет, а так, — задумчиво пробормотал Гуанако. — Странно, короче. Как будто тут лимон жрали.
А.
О.
— Что, правда? — Дима одним щедрым движением выкрутил кран, окончательно очернив ручку, сунул нос почти в струю.
Ничего не почувствовал, разумеется.
И Гуанако скоро перестанет чувствовать.
— Химией-химией, — пришлось неохотно признаться Диме, — и моим изобретательским гением.
— Скажи, что это промышленная версия твоей блядской хуёвины для нерастущей щетины, — страшным голосом произнёс Гуанако. — Потому что всё прочее, что приходит мне в голову, совершенно чудовищно.
— Блядская хуёвина, между прочим, распространяется не только на щетину, но и на волосы на ногах, руках и голове для тех, кто по каким-то непостижимым причинам возжелал всю жизнь ходить лысым. И нет, это не она.
Садитесь, Смирнов-Задунайский, пятёрка по дисциплине «нести какую-то форменную околесицу в тот самый единственный момент, когда, возможно, стоило бы отвечать побыстрее».
— Это всего лишь промышленная версия дезинфицирующего раствора от чумы.
— С запахом лимона? — рассеянно изумился Гуанако.
Лицо у него при этом было вовсе не как у человека, думающего о лимонах.
Лицо у него, откровенно говоря, было как у человека, думающего простую, как коленка, мысль: незачем пускать по трубам некоего дома дезинфицирующий раствор от чумы, если в этом доме ранее не было чумы.