Но золото обтёрлось, грязь повычистили — и остались Бюро Патентов с фалангами. Соблюдение протоколов, умение держать красивую мину при паршивой игре. Бедроградскую гэбню за то и терпели, что её головы держали мины только так, за самый загривок, и знали все окрестные тихие омуты, в мутные воды которых полагается опускать концы; а пока концы надёжно полощутся, терпение фаланг может быть безграничным.
Лучше бы не могло быть.
Неуютно не знать, когда взорвётся; невыносимо — не знать, взорвётся ли вообще.
Люди придумали молитвы и прочую мистическую поебень как раз для того, чтобы хоть как-то защититься от хаоса и непредсказуемости этого мирка. Знать, что
В молитвы и прочую мистическую поебень Гошка не верил, зато верил — всей душой — в то, что думать вредно.
Потому что институт фаланг — это целый институт случайных кирпичей. Они могут заловить Андрея, расколоть Андрея и вернуть ему шестой уровень доступа — просто так, почему бы и нет. Они могут конфисковать вирус и устроить показной осмотр уже пустующих складов — просто так, почему бы и нет. Они могут позволить сосуществовать в одном городе
Один леший знает, что их интересует.
Они непредсказуемы.
Если позволить себе хоть немного думать об этом, загремишь в дурдом быстрее, чем отыщешь пистолет или динамит — по вкусу.
Для особо изысканных вкусов где-нибудь во Всероссийском Соседстве наверняка до сих пор существуют скопнические общины. Плуг в зубы и паши болото, не думая ни о фалангах, ни о неизвестности.
Лично Гошка в скопники не собирался. Если даже оставить в стороне связанные со скопничеством неприятные процедуры, то — как там было? «Мы знаем, что делали дурное, и именно это даёт нам право действовать. Незачем прикидываться беленькими, когда время замараться. Те, с которыми мы воюем, — не лучше ничуть, только боятся сказать себе, во что ввязались, боятся признать, чего это всё стоит».
Это всё стоит невозможности дезертирства.
В гэбне должны быть только головы, и, тем не менее, у гэбни всегда есть глава. Невольно есть, в любой группе людей сама собой проступает иерархия, и у любой иерархии есть вершина. Давешний Начальник в гэбне Колошмы, Молевич в Университетской, Святотатыч в Портовой.
Гошка в Бедроградской.
Хером был бы он мочёным, если бы делал вид, что ему это не нравится. Не меньшим хером — если бы отсвечивал авторитетом и не долбил Бахте, Социю и Андрею, что они все равны, все четверо равны, едины и равны, равны, бляди, поняли!
Только ПН4 всегда предлагает кто-то один, остальные соглашаются.
Эксклюзивным хером был бы он, если бы забывал, что самых ретивых всегда ставят на место. Он сам ставит. И его поставят рано или поздно — не своя гэбня, нет; фаланги, или Университет, или обстоятельства.
Остаётся только сделать так, чтобы от протянутой к его загривку руки осталась предельно короткая культя.
Гошка потёр лицо ладонями. Линзы вчера не вынул, обвалился на койку прямо в одежде — неудивительно, что на потолке леший знает что мерещится, вон, вся морда в слезах. Стрелки часов мутятся, но, судя по свету, скоро уже пора двигать. Без линз — маскировка маскировкой, а сейчас проще сразу глаза выколоть, чем опять туда что-то пихать.
В комнате никого нет — все при делах. Вчера при делах был Гошка, свой отдых он заслужил. Соций готовится к сегодняшним операциям, Бахта занимается городскими мелочами — не только чума есть в Бедрограде; Андрей бегает по медикам.
Все при правильных, своих делах.
Гошка с Социем попали в Бедроградскую гэбню вместе, в один день. Когда закончилась первая рабочая неделя, Гошка накатал конкретный такой отчёт — ни о чём особо, но старательно, со всеми правильными отступами и стилистическими оборотами. Накатал — и понял, что не знает, что с отчётом дальше делать. Везти на Революционный проспект, 3? И так — каждую неделю? Помаялся ночку, а наутро пришёл к Бахте спрашивать — как к старшему и опытному. Бахта только плечами пожал. «Ты что, не знаешь, что в нашей стране любая информация предоставляется исключительно по соответствующему запросу?»
«Получается, я — мы — не должны ни перед кем отчитываться?» — спросил тогда Гошка.
«Ну да, — ответил Бахта, — пока не прикажут».
«А если мы херню творить начнём? Разве не в
Бахта заржал. «Поверь, когда мы начнём творить херню, они будут в курсе. Просто делай то, что считаешь нужным».