Чума в Бедрограде

Виктор Дарьевич уже почти стоял на пороге (они с Димой собирались пройтись в направлении медфаковского лазарета, откуда следовало выкрасть Габриэля Евгеньевича — вряд ли Попельдопель жаждал лицезреть адресата своих слезливо клянчащих гранты писем; адресат вот точно не желал лицезреть Попельдопеля, и вообще, у него конспиративная шляпа для красоты, что ли?). Эту самую шляпу он и нахлобучивал, а потом обернулся и спросил, заглядывая в лицо своими омерзительно умными глазами — так всё-таки, Дмитрий, откуда же взялось сырьё для водяной чумы?

Дмитрий всё это время надеялся, что за увлекательными обсуждениями правомочности экспериментов на детях и шаманских способах борьбы с психическими отклонениями (нетрудно догадаться, кем работал в степи Гуанако) вопрос сырья и степной чумы как-нибудь забудется.

Не забылся.

И хочется же сказать, что Дима Виктору Дарьевичу всё как на духу выложил чисто из боязни, что тот развернётся и уедет, увозя с собой обещанные деньги, людей и перспективу, только неправда это.

Трудно, прям-таки невозможно отшить человека, который к тебе явно всей душой.

(Душой, снабжённой омерзительно умными глазами, которые и смотавшихся из Порта чаек заметили, и о степной чуме явно всё поняли.)

И очень, очень странно становится, когда все сложные комбинации, построенные ради сокрытия банки грязи от Медицинской гэбни, падают жертвой одного простого вопроса.

Поэтому окрылённый Виктор Дарьевич умчался с Габриэлем Евгеньевичем под мышкой и банкой степной грязи в кармане, и его магические копыта стучали по брусчатке особенно звонко.

Самое весёлое — что со всем этим явлением козла из машины судьба Сепгея Борисовича осталась неясной.

Ну полечим, туманно посулил Виктор Дарьевич.

Ну полечат.

Все кругом только тем и заняты, что друг друга калечат, потом лечат, потом снова калечат и далее. Можно организовать замкнутую систему, в которой всегда найдётся работка для пробегающего мимо трижды покойника.

И все будут довольны.

Кроме нескольких случайных жертв и прочих хороших людей.

Гуанако успел наплести стройных стратегических планов, которым подобало опутать Диму и не пустить его на встречу с Социем (хитрость заключалась в том, что на неё попёрся сам Гуанако), но явление козла из машины их несколько обесценило.

Потому что когда вселенная говорит тебе — не рыпайся, козявка, у меня всё просчитано, твои потуги тут уже всем приелись, бери лучше деньгами — разумнее всего не рыпаться и брать деньгами.

А завтра, вероятно, покойный Димин батюшка вылезет из-под своего карданного вала и решит взять его судьбу в свои руки.

Это вовсе не было бы неожиданным.

Зато неожиданным был тот факт, что липкая ядрёно-сиреневая хрень, шматок которой был честно похищен из коробочки, предназначенной Озьме, не распалась в спиртовой среде а, кажется, образовала с ней некую стабильную циклическую реакцию.

Круто!

Виктор Дарьевич ударом копыта решил все материальные трудности, и все ему, конечно, были от глубины определённых внутренних органов благодарны, только материальными трудностями гора нынешних бед не ограничивалась. Даже если оставить в стороне никуда не девшуюся трогательную дружбу с Бедроградской гэбней и прочих фигурантов Университета, всё равно оставались задачи.

Порт не хотел денег. То есть Порт, конечно, хотел денег, и посмели бы ему их не дать, но помимо денег он хотел и духовной пищи. Того, что купить сложно.

Изобретательности.

«Удиви меня, тварь», — говорил Порт, и Дима покорно плёлся удивлять.

(Тем более что счёт явно шёл на часы, а деньги от Виктора Дарьевича могли прийти не раньше, чем Виктор Дарьевич доехал бы до Столицы.)

Порт любит бухать, лизать, курить и нюхать — вот пусть и получит Экспериментальную Наркотически-Алкогольную Смесь имени Дмитрия теперь уже Борстена. В двадцатилитровый бак пошло всё, от лёгких галлюциногенов до содержимого попельдопелевского кофейника.

(Кофейник свалился в бак случайно, и вынимать его никто уже не стал.)

Полученная смесь была крайне чёткой (Дима лизнул мокрый палец и получил пятнадцатиминутный перебой в трудоспособности, что явно неплохой результат) и уже почти готовой. Разбодяжить эти двадцать литров — и партия контрабандной сивухи из Латинской Америки готова. О признании личности контрабандиста позаботится Святотатыч, а легенду сожрут.

Обратную ветрянку же сожрали.

(Ну и образ, батюшки!)

Сожрали с причмокиванием, и Диму все за это крайне полюбили и похвалили, только мысли о любви и похвалах невольно возвращали к их источнику.

Чума в Порту.

И вот что с ней делать — непонятно, невозможно понять, сама Портовая гэбня не знает точно, где и сколько там людей, кто и с кем там какую любовь имеет и когда кто-нибудь надумает послать блокаду в пень и заняться своими серьёзными делами. Никакие люди от Виктора Дарьевича не помогут вколоть лекарство бандюку, который числится в официальном розыске, и десятку его подручных, о существовании которых не знает даже Святотатыч.