Чума в Бреслау

Наскучив семейной историей, он растоптал папиросу и сунул в рот мятный леденец, чтобы заглушить запах табака. Спрятавшись под полотнищем зонтика, он оперся одной ногой на пень старого дуба и, ловко маневрируя свободной рукой, достал из портфеля тонкую брошюру. Портфель он закрыл и положил на мокрую скамью у могилы Хадеров. Он открыл брошюру в месте, отмеченном изображением пруда в Восточном парке в Бреслау. В очередной раз, оберегая брошюру от редких капель, которые ветер стряхивал с листвы, он прочел пассаж, который почти знал наизусть — как генеалогию похороненных здесь семей.

— «Совершив убийство, — читал он, — убийца публикует в местной прессе объявление соболезнования. В объявлении должны быть какие-то латинские фразы с грамматической ошибкой в одном из слов, например, вместо правильного Non omnis moriar[25] в объявлении должно быть Non ommis moriur. Ошибка очень важна, в противном случае никто не обратит на объявление ни малейшего внимания и контакт не будет установлен. Через несколько дней в той же газете появится ответ на объявление. Там указана дата и место встречи. Он никогда не приходит к нему с первого раза. Кандидат время от времени получает информацию в последующих объявлениях, где есть следующая дата и следующее место встречи. Подчеркиваю, что обозначают они места исключительно на кладбищах. Если кандидат действительно хочет присоединиться к этому преступному братству, он должен быть терпеливым. Как видно, принимаются убийцы, лишенные угрызений совести, люди, зверски безжалостные и бесчеловечно терпеливые. Ибо кто выдержит неустанные колебания надежды и сомнения, когда, например, четырнадцатая встреча не увенчается успехом? Кандидат не знает, когда наконец встретит их. Мне кажется, что за кандидатом следят в каждом месте, которое станет ему назначено, на каждом кладбище есть какой-то скрытый наблюдатель. Однако я не уверен в этом. Александр Гейгер не успел подробно рассказать мне об этом до того, как покончил с собой или… до того, как его заставили».

Мужчина огляделся. Никого не было. Да, подумал он, это только первая встреча. Он закрыл книгу, сунул ее в портфель, отряхнул зонтик от последних капель воды и двинулся по гравийной аллее. Выйдя из кладбища, он направился к недавно поставленной трамвайной остановке, которая соединяла Герсдорф с Хиршбергом. В вагоне он достал из портфеля ту самую книгу, которую читал на кладбище. Прежде чем начать ее штудировать, он внимательно изучил титульный лист. Антон Фрейхерр фон Майрхофер, «Преступное братство мизантропов». Авторский тираж, Наумбург, 1903. Он начал читать с самого начала. Необязательно. Все главы этой книги он знал на память.

Трамвай остановился. Через некоторое время вагоновожатый дал знать звонком, что трогается. Какой-то мужчина подбежал к выходу. Выскакивая, он бросил на раскрытую брошюру фон Майрхофера шарик скомканной бумаги. Человек, сосущий мятный леденец, с видимым ужасом смотрел на силуэт, исчезающий за углом, затем развернул листок. На нем был наклеен ряд букв, вырезанных из газеты. Они составляли фразу: «Будь завтра в полдень на лодочной пристани в Бреслау, на Холтейхёхе».

Штрелен, среда 17 октября 1923 года, четверть пятого утра

Вилли Штауба пробудило нехорошее предчувствие. Ему всегда удавалось вырвать его из глубочайшего даже сна. Не будило его ни воркование голубей на чердаке, где он спал, ни зуд ран, наносимых ему вшами и клопами, ни даже лай собак, которые рвали часто его лохмотья во время путешествий по нижнесилезским деревням. Уже два месяца, то есть с тех пор, как Штауб поселился на чердаке кладбищенского склада, ему казалось, что его интуиция уснула и перестала посылать предупреждающие сигналы. Он задавал себе, однако, вопрос, что обвинять в своих надежных до сих пор догадках было бы несправедливо. Ничего плохого он не подозревал, не было ни малейшего повода для предупредительных опасений. Собрал, как обычно, под костелами и по селам, а когда наступали сумерки, собирал в узелок выпрошенную еду — сухой хлеб, миску муки, иногда яйцо — после чего отправлялся на кладбище, где было удобное помещение на чердаке склада, в котором хранились лопаты гробовщиков, ножницы для обрезки живой изгороди, а также всевозможные шпаргалки. Штауб проскальзывал между двумя снопами соломы, укрывался тряпками и засыпал спокойным сном. Спокойным, потому что не боялся, что кто-нибудь осмелится прийти на кладбище ночью и причинить ему вред. С мертвыми он жил в великом согласии. Как и с крысами — своими соседями по чердаку. С одной из них — Мордой — даже делил ложе.