Заскочив в двери больницы, Андрей схватил меня за руку и потянул в сторону, чтобы скрыться еще от одной фонарной окружности, которая дотягивалась до стены, где красовалась надпись: «Больница эта – край чудес, зашел в нее и там исчез!!!» Чуть ниже: «Это точно правда?»
Как-то плохо стало… Я что, попала в какой-то второсортный ужастик, где место события – больница?! Что за бред, такие вещи писать, так и до инфаркта дойти можно!
- И так, - сказал Андрей, убедившись, что охрана не собирается заходить внутрь, - сходим в одно крыло – там палаты и другие кабинеты, где должны были проводиться процедуры.
- И все? – только сказав, я поняла, что сказала лишнее. Я не могла большего требовать, но желание расследовать все до краев говорило за меня.
- А чего еще ты хочешь здесь посмотреть? – усмехнулся Андрей. – Подвал, в большинстве своем, затоплен, другие крылья – не отличаются от того, в которое мы идем.
- Да, конечно, - сдержанно произнесла я, - просто… интересно тут. Вон, надпись… к-красивая.
- Наверное, - холодно произнес одногруппник. Его не радовало это послание, оно отталкивало многих людей, заставляла повернуть назад к выходу, ощущая тяжесть от событий, которые тут происходили.
- Ты ведь знаешь что-то об этой больнице? – я была уверена, что Андрей знал, иначе бы не говорил с такой уверенностью, что все крылья ХЗБ одинаковы.
- Ага, - кивнул одногруппник. – Но не всю историю, только то, что принесло больнице дурную славу. А такого, Оля, очень много.
Я не была удивлена или шокирована этим, у такого места не может быть дурной славы.
Мы шли по длинному коридору, к лестнице, которая имела провалы. Проходя около лифтовой шахты была надпись: «Прыгай», а снизу – стрелка, указывающая в шахту. Андрей рассказал о парне, который спрыгнул вниз из-за безответной любви. Что-то щекочущее прошлось по рукам, а в голове – возник образ этого мальчика, который прыгнул в шахту. Может, это и тяжело – не чувствовать взаимности в любви, но жизнь не должна обрываться из-за этого. Всегда найдется человек, который будет несчастней тебя, ему будет хуже, чем тебе, но при всех трудностях, он не станет сдаваться. Жизнь – это всегда борьба с кем-то, и зачастую, с самим собой.
Я ужинала прежде чем отправиться в больницу, но опустошенность от грязных заброшенных палат, которые превращались в свалку, все отчетливее проступала в моей душе. Я будто брожу по чьей-то душе, пытаюсь искать то, что нужно мне, но соображаю, что нельзя найти здесь что-то кроме безжизненности и лишенной смысла жизни. И много находилось людей, которые с тяжелым грузом в себе, приходили сюда и отдавали свои жизни в невидимые руки «Амбреллы». Если бы стену имели дар речи, они бы рыдали сотнями человеческих криков людей, которые еще несколько секунд брыкались в агонии от падения.
Мне кажется, эта больница дурно влияет на меня – я начинаю прислушиваться и… слышу, как кто-то смеется, плачет. Это не Андрей, он ходит рядом, осматривает мусор, думая, что там спрятаны сокровища. Но что тогда это за мистика? Я не сошла с ума, это точно. Может, я и одержима поиском чумного доктора, но это совсем другое. От расследования я чувствовала адреналин, находился новый смысл просыпаться по утрам.
Хлеще суицидов в шахту лифта была группа сектантов, которая убивала людей, а с победой спецназа, останки сектантов обрели постоянное место жительства в подвале.
Чем больше я слышала о славе больницы, тем больше я хотела завопить: «Стоп!». Я с трудом могла вынести все, что тут произошло. Как на зло, воображение давало изображение всего этого, как все могло происходить. Я все больше думаю, что стоило спуститься в метро, и уже там думать, как могли пропасть два человека, да так, что этого никто не мог заметить из охраны.
Через полчаса, а может больше, до меня стало доходить, что я трачу время в пустую. Это место не может быть связано с пропажей человека. Если бы и было, охрана давно бы это знала. Скорее всего.
Я хотела сказать Андрею, что пора закругляться, мол, мне было интересно, но для меня это все трудно переносимо. Не успела я начать говорить, как Андрей опередил меня:
- Погнали на крышу.
- З-зачем? – спросила я. Нет, акрофобии у меня не было, но и мысль подняться на крышу была через чур волнующей.
- Каждый уважающий себя сталкер должен покорить вершину «Амбреллы», - с энтузиазмом ответил Андрей, поднимаясь по лестнице на крышу. – Посмотришь на вид, панораму города, а потом отправимся в общагу. Надо успеть до закрытия, - добавил парень, глядя на время в экране телефона.
Я начала карабкаться по ржавой лестнице наверх. Холодные поручни грызли ладони, заставляли их окаменевать.
Меня распирало от боязни, что я могу упасть. Пожалуй, это единственное, что беспокоило меня. Но это чувство испарилось, когда я увидела город. Это великолепно, невероятно! Позолоченная корка укрывала здания. Пурпурное небо нависало над Москвой, принимая в себя последние черные хвосты труб заводов.
Стоя почти на самом краю, я пропитывалась некой свободой, возможностью взлететь. Но Андрей придерживал меня, чтобы я не поддалась искушению.